Подтверждая высокий статус российской музыкальной школы

Галина Васильевна МАЯРОВСКАЯ

Российская академия музыки имени Гнесиных была первым российским вузом, прошедшим не только международную, но и совместную аккредитацию. Затем вуз вывел на международную аккредитацию практически все реализуемые программы, входящие в один кластер. А сейчас РАМ им. Гнесиных в третий раз готовится к прохождению профессионально-общественной аккредитации.

Заслуженный деятель искусств РФ Галина МАЯРОВСКАЯ, возглавляющая академию уже десять лет, поделилась своим опытом с читателями «АО».

– Галина Васильевна, зачем вы этим занимаетесь со столь завид­ным постоянством?

– Первый раз профессионально-об­щественную аккредитацию мы прошли в 2010 году по одной образовательной программе «Хоровое дирижирование», второй – в 2014, когда аккредитовали уже несколько программ. Для чего нам это надо? Вы знаете, принято говорить «академия Гнесиных – лучшая, передо­вая», а так ли это? Мы хотели понять, какое впечатление производим на зару­бежных коллег, какое место в мире на самом деле занимаем. Ведь аккредита­цию нашу проводила Европейская ас­социация музыкальных консерваторий, которая, как говорится, собаку съела на подобных процедурах и видела-переви­дела самые разные музыкальные вузы и консерватории многих стран.

– Зная репутацию Гнесинской академии, можно с уверенностью сказать, что восприняли вас очень хорошо. Интересно другое – чем профессионально-общественная аккредитация принципиально отли­чается от государственной?

– При прохождении процедуры госу­дарственной аккредитации на первый план выходит соответствие документа­ции требованиям ФГОС. При прохож­дении профессионально-обществен­ной аккредитации акцент смещается на независимую экспертную оценку ка­чества образования. Члены комиссии не столько смотрели документы, хотя и это тоже было, но в первую очередь разговаривали с людьми, пытались по­нять учебный процесс изнутри.

Со мной, как с ректором, эксперты общались очень мало. Так же коротко говорили с проректорами, зато ус­пели детально побеседовать и с дека­нами факультетов, и с заведующими кафедрами. Комиссия получала ин­формацию из первых рук, выясняла у преподавателей, как именно они вос­питывают молодых музыкантов и чего удается добиться.

– Было ли это внедрение в коллек­тив неожиданным или даже болез­ненным, нежелательным?

– Нет, я восприняла это как вполне естественное желание комиссии про­верить работу ректората. Верно ли мы как руководители понимаем коллег? Одинаково ли трактуем то, что проис­ходит в академии?..

Эксперты расспрашивали препода­вателей о том, какие реализуются в вузе образовательные программы, как они построены, на какие стандарты ориентированы. Исследовали условия работы, состояние отношений с адми­нистрацией и студентами, проведение вступительных испытаний. Особый интерес вызвали критерии оценки, причем самые разные: на каком осно­вании студентам ставят те или иные баллы, существует ли у нас структура, занимающаяся мониторингом качества образования. Не забыли расспросить и про творческие проекты, желая пред­ставить полную картину нашей жизни – как она есть на самом деле, а не как выглядит со страниц документов.

– Очевидно, эксперты и до студен­тов добрались? Судя по их боевому настрою, это нельзя исключить.

– Конечно, они очень много общались. Для европейцев естественно, что вуз существует для студентов и ради них, ради их профессионального будущего.

Студентам задавали самые разные вопросы, начиная с того, нравится ли им учиться в вузе, почему они выбрали именно это учебное заведение. В ос­новном молодые люди поясняли, что в первую очередь шли к определенному педагогу. Иногда даже к тому, у кото­рого и раньше занимались. Упоминали наши исполнительские школы – фор­тепианную, вокальную, народную, джа­зовую, которые славятся своим высо­чайшим уровнем. Но что бы студенты ни говорили, всё так или иначе своди­лось к педагогу, наставнику, которому они хотели вручить свою судьбу.

– В Европе высоко ценится не только профессиональное мастерс­тво, но и академические свободы, студенческое самоуправление. Были ли вопросы на подобные темы?

– Да, эти вопросы оказались для нас самыми неожиданными и отчасти даже провокационными. Комиссию интересо­вало, участвуют ли студенты в разра­ботке учебных программ, как реагирует академия на их замечания. Мы-то знаем, что мнение студентов по поводу изучае­мых дисциплин и образовательной про­граммы в целом у нас учитывается куда меньше, чем принято на Западе: все- таки в России весьма централизованная система государственного образования, а не разнобой частных школ.

Абитуриент приходит к нам, уже имея за плечами одиннадцать лет про­фессиональной подготовки: семь лет музыкальной школы и четыре – учи­лища. Юного музыканта поставили на рельсы в пять лет, и он идет к своей цели, хочет чего-то добиться. Так что стандарты, документы, набор учебных дисциплин его особенно не волнуют. Прежде всего значима личность пре­подавателя и то, что учащийся может у того или иного педагога почерпнуть.

– Как бы вы оценили результат прохождения процедур аккредита­ции с участием европейских коллег?

– В высшей степени положительно. Приятно, что нас по достоинству оце­нили и поставили в один ряд с лучшими музыкальными вузами Европы и мира. Рейтинг Гнесинки в профессиональном сообществе чрезвычайно высок. Наши выпускники и профессора – признанные авторитеты в области музыкального ис­кусства. С другой стороны, стало ясно, над чем еще предстоит работать. Ска­жем, академическая мобильность – это для нас своеобразная ахиллесова пята. Здесь сказывается разная философия образования: у нас главной является фигура Учителя, педагога по специаль­ности, который ведет ученика по дороге мастерства шаг за шагом. Когда наших студентов спросили: «Куда бы вы хотели поехать, у кого бы хотели учиться?», – они очень дружно ответили: «Ни у кого. Мы поступили к тому педагогу, кото­рому доверяем, и закончить обучение хотели бы именно у него». Такой их от­вет комиссии не слишком понравился, поскольку в Европе многие полагают, что нужно поучиться немного там, не­много тут, познакомиться с разными методиками, разными форматами обу­чения, чтобы видеть всю панораму сов­ременных образовательных подходов. На Западе считают, что подобное раз­нообразие только обогащает студента, расширяет его кругозор.

– На первый взгляд выглядит ло­гично. И разве они не правы?

– Правы все, но у нас есть свои традиции, которые мы уважаем и развиваем. У нас основным является понятие «школа». Кстати, у художни­ков было так же: мастерская Рубенса, мастерская Вероккио. Молодые ху­дожники выбирали «своего» мастера, а не бегали от одного к другому. И по работам видно, чья это школа. И часто с гордостью говорят: вот это ученик Рубенса, а это школа Тициана. Мы яв­ляемся хранителями традиций: есть школа Московской консерватории, есть школа Гнесиных, есть школа пе­тербургская и ленинградская, и все они отличаются. Иногда эти различия вызывают даже споры, возникают ос­трые дискуссии о том, какая же школа лучше – московской или питерской консерватории.

– Можно ли сказать, что общение с западными коллегами, несмотря на некоторые различия во взглядах, принесло вам какое-то новое пони­мание образовательного процесса и перспектив деятельности?

– Конечно. Так, например, по части академической мобильности мы, можно сказать, подтянулись и доби­лись весьма значительных успехов. В течение последних трех лет в рамках европейской программы Erasmus со­трудничаем с итальянскими консерва­ториями. Так, активные обмены у нас идут с консерваторией Пармы. Имеем двусторонние договоры с консервато­рией Копенгагена, Университетом ис­полнительских искусств Вены. На этот путь мы встали всерьез и надолго.

Начинаем выезжать и не только по программе Erasmus. Иногда визиты бывают достаточно краткими: не на це­лый семестр или год, а всего на неделю или месяц – тут уже мы обходимся сво­ими силами. Студенты знакомятся с другими учебными заведениями, видят воочию, как и чему там учат.

Так что развиваемся в том направле­нии, которое еще несколько лет назад было нам незнакомым, а теперь мы это освоили и достаточно уверенно двига­емся.

– Что вас больше всего беспокоит в преддверии третьей профессио­нально-общественной аккредитации?

– Мы уже достаточно опытные аккре­дитуемые и готовы к этому формату. Знаем, чего ожидать. Среди музыкаль­ных вузов страны мы первые созна­тельно вступили на этот путь и отдали себя на суд зарубежных коллег.

По содержанию у нас всё в порядке, но перевод огромного количества докумен­тов на иностранный язык, естественно, затрудняет весь процесс. Необходимо успеть к определенному сроку освоить очень большой объем текста: и обра­зовательные программы, и учебные планы, и критерии качества. Каждый раз это является для нас некоторой пробле­мой: тут ведь еще нужно соблюсти адек­ватность терминологии, чтобы всё было понятно. К тому же, в отличие от своих сверстников за рубежом, наши учащи­еся по части иностранных языков все- таки недостаточно подкованы. Конечно, не все. Некоторые студенты много ез­дят, много общаются, и для них беседы на иностранном языке не являются про­блемой. Другие же, наоборот, чувствуют себя в этом отношении весьма неуве­ренно. Я им всегда поясняю, что необ­ходимо такой подход менять: искусство– это всемирная профессия и всеобщий язык. Люди искусства должны уметь общаться не только языком музыки, но и владеть иностранными языками хотя бы на базовом уровне.

Мы многое делаем, чтобы разви­вать наших студентов: проводим раз­нообразные конференции, приглашая зарубежных коллег. Сегодня невоз­можно замыкаться на себе, особенно людям артистических профессий, ко­торые принадлежат одновременно и своей стране, продолжая ее традиции, и всему миру как послы искусства, на­водящие мосты между разными наро­дами и культурами.

Беседовала Дина КИРНАРСКАЯ.