Готова ли Россия?..
К юбилею одного доклада…
Под занавес 2012 года российское образование получило два серьезных документа: закон «Об образовании в Российской Федерации» и «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности образования и науки» – пятилетний план действий, названный «дорожной картой образования». Конечно, сегодня эти новости – в центре общественного и профессионального внимания. А между тем 2012-й стал своеобразным юбилейным годом для еще одного события, в свое время имевшего большой общественный резонанс. Речь о семидесятистраничном докладе «Образование и общество: готова ли Россия инвестировать в свое будущее?», подготовленном комиссией Общественной палаты РФ по интеллектуальному потенциалу нации, которую возглавлял на тот момент ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов, и одобренном в сентябре 2007 года на пленарном заседании ОП РФ. Проанализировав целый ряд серьезных вызовов и ограничений, с которыми столкнулась отечественная система образования, авторы доклада сделали довольно жесткий вывод: «продолжение таких процессов еще на пять лет оставит Россию страной с массовым высшим образованием среднего и низкого качества» со всеми вытекающими перспективами хронического «цивилизационного отставания»... Итак, прошло пять лет. Давайте еще раз пройдемся по некоторым позициям доклада и попытаемся понять, где мы оказались.
Позиция первая. «Социологические исследования последних лет показывают, что в России образование в значительной мере не только перестало быть социальным лифтом, но, напротив, в отдельных своих секторах становится инструментом консервации барьеров между различными социальными и культурными группами», – констатировалось в докладе в 2007 году. Что в 2012-м? На сегодняшний день эта угроза не снята. Более того, на последнем форуме в Давосе тремя независимыми экспертными группами были представлены три прогноз-версии развития России (кстати, все три – негативные), и одной из самых значительных угроз для нашей страны эксперты назвали дальнейшее социально-экономическое расслоение регионов. Плюс еще добавились тревожные настроения в самом российском обществе (возможно, напрасные, тем не менее они появились), вызванные принципиальным изменением структуры высшего образования. В частности, россиян беспокоит снижение равнодоступности качественного образования при выделении в особые страты ведущих вузов и «всех остальных». Опасения вполне уместны, учитывая совершенно неразвитую общую внутреннюю мобильность вкупе с дорогой схемой образовательных кредитов, недостаточной бытовой инфраструктурой многих даже крупных вузов и отсутствием механизмов признания, зачета и аттестации периодов обучения, освоенных студентами других вузов (по данным мониторинга эффективности внедрения ФГОС, проведенного Советом УМО по классическому университетскому образованию, на конец 2011 года подобные процедуры имели лишь 27 процентов вузов).
Позиция вторая. «Пока нет общей федеральной политики, отвечающей на вопрос, как улучшить ситуацию в слабых школах. Для повышения конкурентоспособности российской школы в области качества образования было бы важно обратить внимание на зоны нашего качественного отставания при разработке новых образовательных стандартов, учебников и методик», – констатировалось в докладе в 2007 году. Что в 2012-м? О практике оптимизации в виде присоединения «слабых школ к сильным» можно узнать, стоит лишь выйти на любой московский родительский сайт. И дело даже не в том, что сама по себе идея (допустим) правильная. Дело именно в практике ее реализации, обозначившей массу нюансов и тонкостей. Ну а когда «одной стороне» некогда учитывать нюансы процесса, «другая сторона» вряд ли захочет идти навстречу и вникать в его тонкости. В итоге под угрозой сам режим поиска общественных консенсусов, без которого вообще модернизация невозможна. Кстати, в «дорожной карте образования» отмечено, что к 2018 году «улучшатся результаты выпускников школ, в первую очередь тех, выпускники которых показывают низкие результаты единого государственного экзамена». Есть в «карте» и строки об «апробации и распространении механизмов поддержки школ, работающих в сложных социальных условиях». О каких конкретно механизмах идет речь – пока неясно, поскольку их апробация еще только планируется в 2013-2014 годах.
Что касается пожелания авторов доклада «обратить внимание на зоны нашего качественного отставания при разработке новых образовательных стандартов, учебников и методик», то вот, например, выдержка из заключения специалистов Института содержания и методов обучения РАО об особенностях ФГОС для начальной школы, сделанного в октябре 2011 года: «Трудности внедрения стандарта в значительной мере «спровоцированы» тем, что в нем не определено содержание обучения, фактически оно отдано «на откуп» образовательному учреждению.
Теперь школа должна подготовить тексты Основной образовательной программы, 14 учебных программ, программы внеурочной деятельности, учебный план и другие имеющиеся документы. Анализ реального выполнения этого указания ФГОС показывает, что, в лучшем случае, образовательное учреждение идет по пути компиляции, а в худшем – берет изданную кем угодно примерную программу и без учета специфики школы начинает работать по ней. То есть позитивная идея стандарта учитывать в конкретной работе школы ее своеобразие, особенности школьных коллективов, семьи, микросреды и прочее оказывается невыполнимой или выполненной формально». И это, заметьте, говорится о начальной школе, еще удерживающей позиции качества образования.
Позиция третья. «Важной, хотя и косвенной характеристикой качества высшего образования является показатель удельного веса иностранных студентов (не из стран СНГ). Этот показатель имеет устойчивую тенденцию к сокращению, уменьшившись с 34,1 тыс. человек в 1993 году до 17,3 тыс. человек в 2004 году (сейчас примерно 50 тыс. без учета граждан СНГ)», – констатировалось в докладе 2007 года. Что в 2012-м?
По итогам 2010-2011 учебного года в России обучалось – без учета граждан СНГ – около 70 тыс. иностранных студентов на дневной форме обучения. Что ж, динамика положительная. Тем не менее, в 2009 году мы занимали 9-е место в мире по экспорту образовательных услуг, нас уже обошел Китай, занявший 8-е место. Один из серьезных барьеров для расширения экспорта российского образования – принципиально разный подход к этой сфере в России: по сравнению, скажем, с такими лидерами в области экспорта образования, как Германия (4-е место) и Франция (3-е место). В этих странах большая часть иностранных студентов обучается на бесплатной основе. В России – полностью противоположная ситуация: за счет бюджета у нас обучается менее пятой части от общего количества иностранных студентов (это даже несмотря на увеличение ежегодной федеральной квоты с 7 до 10 тыс. бюджетных мест для студентов-иностранцев).
Позиция четвертая. «Подросток должен быть подготовлен к встрече с «конечными», экзистенциальными проблемами бытия: зачем живет человек, что есть добро и зло, какова «цена» жизни и смерти. Рамка его представлений о самом себе и других (об обществе) должна быть резко расширена. К сожалению, разработчики уже не одного поколения образовательных стандартов не вышли на понимание роли религиозной культуры и этики в общекультурном и моральном развитии молодых людей. Возможно, именно поэтому возникает ощущение вакуума и выхолощенности гуманитарного образования», – констатировалось в докладе-2007. Что в 2012-м?
А в 2012 году с непривычно жестким открытым заявлением «О реформе образования, ее итогах и перспективах» выступил ученый совет филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова: «Несколько лет подряд отдельные представители гуманитарного сообщества предупреждали о возможности катастрофы как в школьном образовании вообще, так и в его гуманитарном сегменте в частности. Ситуация изменилась качественно: катастрофа произошла, и русская классическая литература более не выполняет роль культурного регулятора образовательного процесса». Можно соглашаться или не соглашаться с жесткостью такой оценки. Однако факт остается фактом: в старшей школе, особенно в выпускных классах, обсуждение «экзистенциальных проблем бытия» давно уступило место натаскиванию к предстоящему ЕГЭ. Об этом говорят родители, это признают сами учителя. Кроме того, с горечью отмечают авторы заявления, «в результате упразднения самого предмета «русская литература» (согласно стандарту второго поколения сейчас в средней школе есть предмет «русский язык и литература») резко на порядок упал уровень преподавания русской литературы, уровень ее знания, уровень ее эмоционального, ценностного, культурно-психологического воздействия на учащихся, фактически лишенных возможности осмыслить литературную культуру прошлого как духовную почву для саморазвития».
Позиция пятая. «Несмотря на номинальный рост затрат на исследования и разработки в секторе высшего образования, на долю сектора высшего образования приходится менее 6 процентов затрат на науку в России. Это вдвое ниже, чем в США (13,6 процента) и Японии (13,4 процента) и почти в четыре раза ниже, чем в странах Евросоюза», – констатировалось в докладе-2007. Что в 2012-м? Судя по данным «дорожной карты образования», в прошлом году «удельный вес организаций высшего профессионального образования во внутренних затратах на исследования и разработки» составил 9 процентов, до уровня в 13,5 процента этот показатель планируется довести только в 2018 году.
Пожалуй, достаточно. Семидесятистраничный документ невозможно «втиснуть» в журнальную статью, претендующую лишь на роль общей зарисовки. Но в любом случае – надо отдать должное авторам доклада, сумевшим в тот еще период «тучных лет» увидеть надвигающиеся угрозы и сказать об этом вполне ясно. И в данном случае неважно, согласны мы с предложенными там же рецептами или нет.
Однако напоследок – уже вне рамок доклада – хочется привести еще пару цифр.
-
К 2018 году финансирование государственных научных фондов, поддерживающих инициативные разработки научных коллективов, будет увеличено до 25 млрд. рублей.
-
К 2020 году планируется построить первую очередь Курской АЭС-2, стоимость которой, по предварительным расчетам, превысит 400 млрд. рублей.
Вот кто бы эти цифры нам, россиянам, квалифицированно прокомментировал: у нас станции очень дорогие, или все-таки наука очень дешевая? Но пока такого комментария нет, предлагаем читателям в качестве полезной дополнительной информации ознакомиться с цифрами, представ ленными в заключении Счетной палаты РФ «О федеральном бюджете на 2013 год и на плановый период 2014 и 2015 годов» – (см. таблицы).
Увеличить изображение
Примечание:
* – оценка Счетной палаты
** – прогнозная оценка Счетной палаты
Загадки «русского велосипеда»
Интересная и вместе с тем парадоксальная на первый взгляд картина получается при чтении ряда экспертных оценок и предложений – нередко очень интересных и серьезных, – озвученных за последние несколько лет. Ну, например, если вновь вернуться к тому же докладу Общественной палаты РФ. Ведь ряд высказанных в нем предложений государством все-таки реализуется. Вот сеть исследовательских университетов – создана. Оптимизация системы педагогического образования – происходит. Достижение конкурентоспособности педагогов по заработной плате – запланировано. Формирование центров прикладных квалификаций с более короткими сроками обучения вместо ПТУ и лицеев – предусмотрено, причем даже президентским указом.
Переход ВПО на уровневую систему подготовки и необходимость отсечения псевдообразования, в том числе через установление «фильтров» для абитуриентов с низкими результатами ЕГЭ, – практически вот-вот состоится. Изменение содержания образования или переход от сметного принципа финансирования к подушевому – ведется.
Рост финансирования всей отечественной системы образования – обещан, даже на уровне оборонных расходов: порядка 20 трлн. рублей к 2020 году. И ведь мы, оказывается, почти не изобретаем собственный велосипед (будем считать подзаголовок красным словцом)! В 2008 году большой группой российских экспертов на основе Форсайт-методики был подготовлен солидный документ – «Прогноз научно-технологического развития Российской Федерации на долгосрочную перспективу» до 2025 года. В этом очень информативном исследовании дается сопоставительный анализ деятельности созданных на тот момент главных российских инвест-фондов и венчурных компаний с их зарубежными аналогами. Мы действительно не стали тратить время на изобретение собственных доморощенных «инструментов развития», взяв за образец успешные аналогичные модели, действующие в Индии, Израиле, Франции, США. Но, как выяснилось, модели, бесперебойно работающие «там», все равно – в большей или меньшей степени – давали сбой у нас. Почему? Все оказывается до обидного банальным: либо для наших отечественных компаний, в отличие от их зарубежных коллег, не были предусмотрены налоговые льготы, либо общее нормативно-правовое отечественное поле оказывалось слишком противоречивым…
В общем, сплошная «барьерная среда», в которой со стопроцентной эффективностью работает только один принцип: более примитивная система всегда одержит верх над более сложной (Мерфи). По всей видимости, именно эта главная причина – наличие мощной «барьерной среды» лежит в основе знаменитого «хотели как лучше, получили как всегда». О «барьерной среде» говорили и авторы доклада «Образование и общество: готова ли Россия инвестировать в свое будущее?»: «Сегодня две ключевые задачи системы образования – развитие и сплоченность народа и повышение конкурентоспособности страны – решаются недостаточно эффективно.
Увеличить изображение
Общественная палата РФ считает, что основной причиной этого является не только ресурсная необеспеченность образования, но и недостаточная согласованность основных целевых установок всех заинтересованных в образовании сторон».
В другой статье, также в свое время ставшей предметом большого общественного интереса, – «Россия XXI века: образ желаемого завтра», опубликованной в 2010 году на сайте Института современного развития, «барьеры» были названы уже более определенно. «Инновационная стратегия власти должна сменить тон с амбициозного на самокритичный, пока главным ограничителем развития является само государство». И еще цитата: «Задача в том, чтобы создать экономику, генерирующую инновации, а не генерировать инновации для их мучительного внедрения в экономику. Главное же необходимое изменение в инновационной экономике и экономике инноваций заключается в создании условий, в которых корпорации гоняются за носителями знания и нематериальными активами, а не наоборот». Увы, пока наоборот. К последним же «ярким» событиям из этого ряда можно отнести рождение такого чисто российского понятия, как «принуждение к инновациям».
Ощутить будущее
Почему же государству проще заняться «принуждением к инновациям», чем «сменить тон»? Какова внутренняя логика именно такого выбора? И вообще, что значит «сменить тон с амбициозного на самокритичный»? Сначала попробуем ответить на последний вопрос: представляется, что это – в большой степени – «признание неизбежности кризисов и понимание их характера, природы, периодичности». Такое признание делает возможным и необходимым прогнозирование кризисов, а значит, и выбор обоснованной стратегии инновационного прорыва, – отмечает Юрий Яковец, доктор экономических наук, профессор РАГС при Президенте РФ, в статье «Прогнозирование циклов и кризисов».
Теперь попробуем вспомнить, слышали ли мы открытое публичное заявление со стороны высшей власти страны о том, что она признает наличие некоего внутреннего глубинного национального кризиса и понимает «его природу и характер». Нет. Обществу говорится только о «последствиях мирового финансового кризиса», с которыми Россия успешно борется.
Какова же внутренняя мотивация выбора «принуждения к инновациям» вместо «смены тона»? Исчерпывающие, на наш взгляд, ответы на этот вопрос можно найти в великолепной статье доктора экономических наук, профессора МГУ имени М.В. Ломоносова Александра Аузана «Национальная формула модернизации», опубликованной в декабре 2009 года в «Новой газете» и широко разошедшейся по сети Интернет. Автор, в частности, рассказывает о довольно интересном исследовании Комиссии по экономическому росту и развитию Всемирного банка, результаты которого опубликованы в 2008 году, в канун финансового кризиса. Были отобраны 13 стран, в течение двадцати пяти лет показывавших средний темп роста не ниже 8 процентов, с целью выявления общих черт устойчивого развития.
Таких оказалось пять. Первая – полное использование возможностей включения в мировое хозяйство. Вторая – поддержание макроэкономической стабильности. Третья – рыночное распределение ресурсов. «А дальше начинаются очень интересные вещи, – продолжает А. Аузан. – Два признака успешно растущих стран – это высокие нормы сбережений и инвестиций, и довольно туманный признак, который комиссия называет «эффективность и целеустремленность лидерства и координации», имея в виду наличие национального консенсуса по поводу долгосрочных целей развития. Вообще, эти два признака говорят про одно и то же: людей удалось убедить отказаться от сиюминутных выгод и поверить в то, что можно вкладываться в будущее», перевести свои сбережения в производственные и долгосрочные инвестиции. Такой консенсус, поясняет автор статьи, достигается разными способами, вплоть «до заключения или объявления однопартийным правительством открытого и публичного социального контракта, что будут соблюдаться определенные нормы в течение десяти или двадцати лет в отношении населения: по поводу образования, здравоохранения и распределения бюджета».
Посмотрим в этом контексте на наш образовательный «сюжет». Увы, именно консенсуса на основе «заключения социального контракта о соблюдении определенных норм» между правительством и обществом и нет: реформа образования перманентно длится энное количество лет и гарантированно будет длиться далее (по крайней мере, избавление от последнего неэффективного вуза по данным «дорожной карты образования» состоится только к 2018 году). При отсутствии консенсуса «норма сбережения» – это не инвестирование в будущее, а защита от него – непонятного, нестабильного и почти неощущаемого. В таких условиях государство и выбирает тактику «принуждения к инновациям» (резкий рост затрат на ВПК вполне в нее укладывается), ибо иной выход – поиск консенсуса – это признание внутреннего кризиса. А значит, и неизбежные (и не только репутационные) потери собственных позиций.
Кажется, это называется «институциональной ловушкой»? Похоже. Можно из нее выбраться? Сложно сказать, потому что такие «ловушки» – самые цепкие, а время и «окно возможностей» в значительной мере упущены. Интуитивно – нам помогут только какие-то архинеординарные события, в религиозном мировоззрении носящие название «чуда». Может быть, этим чудом станет очередная длинная волна кондратьевских циклов, пиковая восходящая фаза которой прогнозируется на 2017-2020 годы? Предполагается, что это будет период становления нового мирового технологического уклада, в основу которого лягут разработки в области био- и нанотехнологий, квантовых вычислений, медицины, природопользования. Еще ряд исследователей связывает будущую «НТР XXI века» с мощным развитием когнитивных технологий. Что ж, небольшой временной лаг, а значит шанс «оседлать волну» и «поменять тон» у нас еще есть.
Марина БРЫЛЯКОВА
