Марк Агранович о состоянии российского образования

АГРАНОВИЧ Марк Львович – руководитель Центра статистики и мониторинга образования Федерального института развития образования, исполнительный директор некоммерческого партнерства «Межрегиональная ассоциация мониторинга и статистики образования», кандидат экономических наук

Решительно и профессионально расставил акценты, подводя итоги, ведущий семинара, один из основных авторов доклада Марк АГРАНОВИЧ, ответивший на вопросы корреспондента нашего журнала.

– Марк Львович, аналитический доклад представляется общественности в пятый раз. Как вы считаете, о каком прикладном значении доклада можно говорить? Каковы ваши ожидания?

– На мой взгляд, может быть несколько вариантов прикладного использования результатов доклада. Первое, достаточно элементарное и простое заключается в том, что во всех программах, концепциях и т.д. присутствуют индикаторы и, соответственно, их целевые значения. Понимание того, какое значение того или иного индикатора у нас, какое оно в мире, к чему мы могли бы стремиться, что могли бы выбрать в качестве целевого значения обоснованно, а не взять с потолка, – вот это самое очевидное применение результатов доклада. Более того, в рекомендациях Минфина и Минэкономразвития России по подготовке докладов о результатах и основных направлениях деятельности субъектов бюджетного планирования – речь идет о бюджетировании, ориентированном на результат, – прямо написано, что одним из способов определения целевых показателей для тех или иных индикаторов являются данные других стран, данные международных сравнительных исследований.

Если говорить о втором варианте, то он более сложный. Он предполагает, что люди, которые формируют эти программы, концепции, стратегии развития, в результате наших исследований могут наглядно увидеть, куда мы идем. Куда мы идем? Куда движется весь мир, или поперек, или в сторону, или вообще неизвестно куда, укладываемся мы в общий тренд или не укладываемся? Например, в развитых странах – причем, чем более развитая страна, тем в большей степени это проявляется: люди, которые получили среднее образование – порядка 60 процентов, имеют в руках профессию. Причем не просто профессию, а подтвержденную сертификатом, который признается на рынке труда. Следовательно, они могут занять место на рынке труда, но не место чернорабочего – у них есть профессия. Поработав, они начинают понимать, что им надо. Или вообще ничего не требуется в дальнейшем – только короткие курсы.

У нас же все большая часть школьников остается в школе, т.е. получает так называемое общее среднее образование, которое ни для чего, кроме продолжения обучения, не подходит. То есть в свете тенденции, которая сейчас господствует в мире, мы движемся несколько поперек. Поэтому, когда мы планируем те или иные программы, разрабатываем те или иные стратегии, наверное, хорошо было бы посмотреть, каковы общемировые тенденции. Это второй момент.

Третий момент связан с тем, что уже при выработке каких-то решений, необходимо проводить свой собственный анализ и выявлять те проблемы, которые есть у нас по сравнению со всеми остальными. Таким образом, возникает возможность посмотреть на себя со стороны, потому что многих проблем мы не видим, когда «сидим на месте». Тем более что образование – это такая специфичная сфера, где, во-первых, нет аналитически обоснованных нормативов или объективных эталонов, их просто не существует, за исключением, быть может, санпиновских норм. Сколько должно быть учеников на одного учителя? Почему-то сказали 15. Почему не 14, почему не 25? Есть система и с таким, и с таким вариантом. Сколько должно быть учеников в классе? Сколько надо платить учителю? И так далее, и так далее. Все эти характеристики мы, тем не менее, задаем. Задаем их губернаторам – в системе оценки губернаторов. Откуда берутся эти характеристики? Наверное, правильно было бы посмотреть, что происходит в мире – в странах, близких нам по уровню развития, или в тех, на которые мы хотим быть похожи. Представленное исследование, на наш взгляд, дает возможность некоторого обоснованного понимания того, каковы наши проблемы, в чем мы сильны, в чем мы слабы. Однако это требует достаточно высокого уровня квалификации и предварительной подготовки, потому что «лобовые» международные сравнения, как правило, просто ошибочны, поскольку такие исследования предполагают владение довольно-таки сложной методикой.

– Какие выводы показались вам наиболее интересными, возможно, даже неожиданными в нынешнем исследовании?

– Принципиальных изменений с 2003 года не происходит. Изменение значений показателей, например, в той же самой доле иностранных студентов в России из стран «дальнего» и «ближнего» зарубежья имеет место быть. Вот структура тех стран, куда россияне едут учиться, – это было для меня неожиданностью. Среди этих стран – «даже» Хорватия, Индонезия, Чили, Румыния, Исландия и другие.

Тот факт, что резко увеличилась доля стран, которые никогда не славились своим высшим образованием – в числе тех, куда едут наши студенты, имеет несколько объяснений. Одно из них заключается в том, что мы, видимо, – в массовом порядке – не можем конкурировать за места в самых престижных вузах мира. Второе состоит в том, что, очевидно, по соотношению цена/качество наше образование уступает даже «средним» странам. Третье – боюсь, это первый шаг к эмиграции. Возможно, для многих обучение за рубежом – это начальная ступень профессиональной карьеры, тоже за рубежом.

– На какие выводы и данные исследования, по вашему мнению, должны обратить особое внимание органы управления образованием при выработке государственной политики в области образования?

– В первую очередь, продолжительность обучения! Тот факт, что наша средняя школа очень «короткая», фактически означает, что мы всех «гоним» в техникумы и вузы, где они потом должны будут получать то образование, которое должны были получить в средней школе. Объективно наш выпускник не выходит из средней школы не то что зрелым, но даже более-менее самостоятельным человеком, который уже может что-то делать на рынке труда. Есть такой термин «crowded out» – это вытеснение с рынка труда людей с более низким образованием. Это происходит не потому, что нет рабочих мест для этих людей, а потому, что эти места занимают люди с образованием, которого эти места не требуют. В России это явление принимает достаточно большой масштаб. В связи с этим, соответственно, возникает проблема: а нужно ли нам такое количество студентов в вузах? Может быть надо, действительно, сделать нормальное, как во всем мире, продолжительное среднее образование с собственной задачей, потому что на сегодняшний день наше среднее образование решает только одну задачу – подготовка к обучению в вузе или техникуме. Цифры общеизвестны, в нашей стране количество поступивших на первый курс превышает численность окончивших 11-й класс, а дальше, к сожалению, будет еще хуже – «демографическая яма». Это означает, что численность населения в возрасте обучения в вузах будет сильно падать, речь может идти о 40 процентах. Соответственно, вузы в борьбе за выживание будут принимать просто всех поголовно, я думаю, что они будут конкурентами с военкоматами.

• Государство в развитых странах тратит на образование больше не только абсолютно, но и относительно. Россия по доле и величине государственных расходов на образование ближе к странам с низким уровнем экономического развития.
• По уровню сформированности читательской компетентности, т.е. средствам приобретения новых знаний, выпускники нашей основной школы находятся на 37-40-х местах из 57 стран (причем наблюдается значимое ухудшение результатов по сравнению с 2000 и 2003 годами).

---

– На что бы вы как эксперт рекомендовали обратить особое внимание руководителям вузов, в свете представленного исследования, при выработке стратегии развития образовательного учреждения?

– Я думаю, что наш доклад не может дать прямых рекомендаций ректорам вузов, но понятно, и мировая практика это подтверждает, что сейчас идет тренд на увеличение масштабов дополнительного профессионального образования. Поэтому выстраивать интересные вариативные – короткие, длинные, разные программы, которые были бы интересны взрослому населению, имеющему образование, – наверное, было бы гораздо лучшим и более эффективным как для страны, так и для самих вузов. Это альтернатива тому, чтобы набирать двоечников, и потом делать вид, что ты им дал высшее образование, хотя к концу пятого курса такие студенты, пожалуй, и проценты считать так и не научатся.

– Как на фоне других стран выглядит сегодня российская система образования? Какова динамика изменений, происходящих в ней, – положительная или отрицательная?

– Мы примерно на том уровне, на котором мы должны быть, учитывая наш уровень экономического развития. Отсюда есть два вывода: первый – наше представление о нашем образовании как о самом лучшем в мире, вообще говоря, не подтверждается. И мы должны это понять и не рассказывать всем, как надо строить систему образования, ориентируясь на советский опыт, а, наоборот, смотреть, что происходит в мире. И второй вывод – если мы действительно хотим строить инновационную экономику, нам надо масштабно менять систему образования и масштабно, принципиально увеличивать уровень финансирования отрасли. Мексика и Чили – вот наши соседи по уровню экономического развития. Они тратят на образование, по крайней мере, профессиональное, больше чем Россия. По основным показателям образования – продолжительность, охват населения и т.д. – мы в целом на «своем» уровне и находимся. По качеству, может быть, – чуть выше, но это не принципиально. Действительно, результаты участия российских школьников в международных исследованиях качества образования PISA демонстрируют некоторое превосходство «наших». Но эти результаты, собственно говоря, оценивают, насколько человек готов к жизни, а не к обучению.