ДПО: частный случай большой проблемы

Стремительное развитие технологий и огромный поток информации вызывают необходимость постоянного пополнения знаний и активного развития системы дополнительного профессионального образования. О проблемах, тормозящих это движение, рассказал в интервью ректор Международного института менеджмента ЛИНК (г. Москва), руководитель экспертного совета по дополнительному профессиональному и корпоративному образованию Комитета по образованию Госдумы РФ, кандидат технических и доктор педагогических наук, профессор Сергей ЩЕННИКОВ.

– Сергей Александрович, какие первоочередные меры по развитию дополнительного профессионального образования вы бы назвали?

– Указ Президента РФ «О мерах по реализации государственной политики в областях образования и науки» от 7 мая 2012 года, №599 определяет в качестве ключевого показателя в области образования увеличение к 2015 году доли занятости населения, прошедшего повышение квалификации и профессиональную переподготовку. В частности, до 37 процентов от общей численности занятого населения в возрасте от 25 до 65 лет. Старыми методами этого не достичь.

Экспертный совет по дополнительному и корпоративному образованию Госдумы РФ добивается, чтобы были сняты избыточные ограничения, накладываемые на систему дополнительного образования взрослых. Сложность в том, что исторически они признавались само собой разумеющимися.

Долгое время ДПО развивалось как своеобразное продолжение высшего образования: те же технологии, образовательные модели и квалификации преподавателей, такая же классно-урочная дидактика… Соответственно, и требования к дополнительному профессиональному образованию предъявлялись, как к университетскому.

Но сегодня следует осознать, что образование во всем мире коренным образом меняется, и традиционная университетская модель осталась в прошлом веке. Поскольку ДПО ближе к жизни, быстрее реформируется, либо пытается реформироваться, то и восприятие сигналов извне – от работодателей, общества – происходит острее. Другими словами, происходящие в образовании изменения наиболее ярко проявляются именно в этой системе.

ДПО по-прежнему рассматривается как некий довесок к высшему образованию или его своеобразная калька. Как следствие, забывается, что уровень дополнительного профессионального образования определяется не размером учебных площадей и рядом имиджевых факторов. Надо понимать, что значимость ДПО заключается в реальном союзе с практикой.

Квадратные метры и прочее – не главное, в ряде корпоративных институтов нет даже штатных преподавателей, а работу ведут организаторы и методисты, уточняя запросы работодателя, изучая конъюнктуру рынка предложений, формируя образовательную программу. Этот пример не образец, а крайний случай, но и крайности обозначают существующие тенденции.

Следовало бы не выдвигать противоречивые требования к профессорско-преподавательскому составу, а само понятие «профессорский состав» – исключить в его привычном понимании. Противоречивость в том, что, с одной стороны, требуются одновременно и звание, и высокий индекс Хирша, а с другой – не просто отличное знание практики, а реальный практический опыт, что в жизни зачастую несовместимо: слишком мало нужных ДПО и работодателю специалистов.

Преподавателю вуза сейчас не до науки и, тем более, не до практики в силу непомерной аудиторной загрузки, а практикам – не до Хирша.
Много сохраняется и других ограничений, особенно на уровне лицензирования и всемогущих проверок. Например, требуется иметь медицинский центр и столовую, независимо от численности обучающихся, количества учебных часов и технологии обучения.

Возникает парадоксальная ситуация, когда требования чиновников от образования существенно превышают нормативы СанПиНа, то есть рекомендации реальных специалистов в сфере охраны здоровья.

Если же взглянуть на конкретный перечень медицинских услуг, которые должна оказывать образовательная организация ДО и ДПО, – среди них пропаганда и обучение навыкам здорового образа жизни, организация и создание условий для профилактики заболеваний и оздоровления обучающихся, занятия ими физической культурой и спортом, прохождение медицинских осмотров и прочее подобное, – то в лучшем случае можно говорить о недоумении. И вспоминать о положениях закона «О защите прав потребителей» в части навязывания ненужных услуг даже не приходится.

Все ректоры тяжко вздыхают, когда речь заходит о бумажной работе. Количество документов, которое производит высшее учебное заведение, исчисляется тысячами и многократно превосходит бюрократию советского периода. И этот порядок переносится на систему ДПО, её усердно начинают превращать в контору по написанию бумаг. Вместо того чтобы учить, приходится держать отряды клерков, непрерывно занимающихся отчетами, – будто отчеты исправят недочеты. Это пример, когда частный аспект лишь подчеркивает общесистемные проблемы.

От риторики, что непрерывное образование является стратегической моделью развития XXI века, – а в системе ДПО должно учиться гораздо больше людей, чем в системе основного образования, – давно пора перейти к практическому подтверждению этих слов. Необходимо обеспечить равноправие системы ДПО, негосударственной в своей основе, и высшей школы. Прежде всего, это относится к налогам на недвижимость.

Продолжается и своеобразная дискредитация преподавателей дополнительного профобразования, суть которой в том, что нет системы признания заслуг работающих в этой сфере людей. Государство на фоне высказываний, что без ДПО нет будущего, не позаботилось об учреждении почетных званий в столь нужной отрасли знаний, и её работники остаются людьми непонятного, словно бы «второго» сорта.

– На заседании Комитета по образованию Госдумы РФ в июле 2014 года вы отметили, что часть требований, которые в новом законе об образовании справедливо по контексту относятся к обучению детей, автоматически переносятся на сферу дополнительного профессионального образования, и это создаёт просто неразрешимые проблемы. Что в данном случае имелось в виду?

– Существует бездумное отождествление требований к системе дополнительного образования детей и сфере ДПО взрослых. Например, специалист должен иметь медицинскую книжку даже в тех случаях, когда привлекается к процессу учебы на два-четыре часа. Почему именно преподаватель, работая со взрослыми людьми, является особым источником заражения? Почему тогда не требовать подобные справки от всех обучающихся? Почему именно образование является особо опасным с точки зрения угрозы здоровью занятием? Как в таких условиях добиться успешного привлечения внешних ресурсов, гибкости и оперативности, не забывая при этом, что в любой момент в учебное заведение может нагрянуть с проверкой инспекция? Требование абсурдно и невыполнимо – соответственно, все руководители попадают в категорию правонарушителей, и управлять ими можно, как управляют несвободными людьми, – любыми методами, используя в качестве вожжей мотивы страха. Свободными людьми управлять сложнее – там нужны иные механизмы.

Более спорный вопрос: нужно ли требовать от преподавателя справку об отсутствии судимости? По отношению к детям – этот вопрос вне дискуссии. Но если человек в какой-то момент жизни был виновен – например, в совершении ДТП, был судим и понес заслуженное наказание, то какое это имеет отношение к его квалификации как преподавателя экономики или маркетинга в системе ДПО? Почему он не может преподавать взрослым даже много лет спустя? Выскажу еще более парадоксальную мысль: а может быть, человек, осуществивший преступный замысел в экономической сфере, вышедший на свободу, и, как нас уверяют, прошедший исправление, окажется с позиции своего горького опыта куда более полезным для начинающих предпринимателей, чем иной «книжный» доцент? И если такова политика по борьбе с правонарушениями, то почему в этом случае для людей, совершавших преступления, напрямую связанные с исполнением должностных обязанностей, – например, в правоохранительных органах, органах государственной службы, – предусмотрен срок давности, позволяющий вернуться на ту же работу?

К сожалению, сохраняется слепой перенос требований из системы дополнительного образования детей в сферу ДПО взрослых – другого ответа на этот вопрос нет.

– По данным Организации экономического сотрудничества и развития, Россия занимает первое место в рейтинге самых образованных стран. Большинство наших граждан имеет высшее образование. Вместе с тем дефицит высококвалифицированных кадров остается серьезной проблемой для многих отраслей экономики. Можно ли её решить силами только государственной системы образования? Или вопрос вообще из разряда «вечных»?

– Дефицит высококвалифицированных кадров является результатом многолетней государственной политики, и если в ней не видны изменения, нет смысла и ждать результатов.

Для рядовых руководителей государственная деятельность воплощается в работе министерства, Рособрнадзора, других контролирующих органов, а они, к сожалению, сейчас берут на себя по отношению к ДПО только надзорные или репрессивные функции, не прибегая к механизмам поддержки. Кто может сказать – где и что поддерживается? Единственное, что сейчас можно ожидать в рамках государственной политики, – это обеспечение большей свободы для негосударственной системы образования и поддержка её развития с помощью косвенных инструментов.

Только через развитие негосударственного сектора образования, исключительно через содействие этому сектору в совокупности с инициативой и потребностями работодателей можно что-то сделать. Здесь речь должна идти о реальных механизмах, конкретных шагах, а не о констатации необходимости. Если посмотреть, какие грандиозные задачи ставятся в системе ДПО, то действительно должны быть предприняты серьезные меры, а не формулирование желаний.

Государству нужно понимать, что любое направление развития общества не будет результативным и эффективным без ясного научно-методологического обоснования. Поэтому открытое дистанционное образование, непрерывное образование должны быть осознаны как сферы научной деятельности, требующие всесторонней поддержки, – как развивает государство науку в передовых отраслях, так и здесь нужны целевые программы роста. Но только не в тех организациях, руководители которых трансформировали определенную часть госбюджета в постоянный источник личного благополучия.

– Складывается впечатление, что каждый вуз или центр ДПО ведет работу по развитию дистанционного образования самостоятельно, неизбежно повторяя чужие ошибки и совершая уже сделанные открытия. Какая деятельность по объединению усилий осуществляется в стране? Что необходимо предпринять, чтобы не происходил бесконечный процесс изобретения одного велосипеда за другим?

– Что, собственно, поддерживать – попытки и желания что-то объединить? Какие государственные механизмы управления образованием этому содействуют? Единственное, что удалось сделать, – в законе появилась формулировка о сетевой форме взаимодействия, которая, правда, сейчас трактуется как угодно, но зачастую не так, как ее понимают специалисты этой области.

Создать партнерскую среду сегодня очень трудно, поскольку вся существовавшая прежде система образования не содействовала интеграции, а управленцы и преподаватели выросли в иной атмосфере. Даже декларируемое желание объединиться не реализуется, поскольку нет ни механизмов управления, ни соответствующей корпоративной культуры. Наши самые привилегированные вузы объявили о создании сети федеральных университетов и формировании общей платформы, сети дистанционного образования. Но результатов пока не видно.

Не готовы и объединения работодателей поддерживать в полном объеме такие проекты. После развала отраслевой системы, существовавшей в СССР, нового создать не удалось. Соответственно, на уровне отраслей старые механизмы объединения уже невозможны, поэтому не понятно, какой фундамент должен стать опорой нового строительства.

Если на протяжении всего предшествующего периода экономические субъекты общественного характера не занимались серьезно проблемой образования, то трудно ожидать, что в одночасье они перестроятся и смогут что-то сразу сделать за счет одного желания – которое, несомненно, есть.

Закон работает более года, но кто сегодня скажет, как лицензировать и аккредитовывать образовательную сеть? Как её вообще оценивать? Нет этого понимания – оно требует абсолютно иной парадигмы взаимодействия Минобрнауки, работодателей и образовательных учреждений, посредством которой можно было бы вести управление образовательными сетями. А без них спокойнее – чиновники могут давать разъяснения, создавать подзаконные акты, вести управление в рамках старых моделей, не связываясь с сетями, в которых вообще можно запутаться.

– Нужна новая образовательная парадигма. Может ли наука помочь формированию государственной политики?

– В принципе, может. Но для этого нужна реальная конкурсная система и адресная поддержка.

Недавно вышла монография «Обоснование российской концепции непрерывного образования»¹, предполагающая вдумчивое профессиональное прочтение и рассчитанная не на временщиков, а на реальных государственных политиков. Книга выступает в качестве продукта культуры, сохраняющего интеллектуальный, духовный, нравственный, социальный след ее создателей и тех, кто разделяет ее положения. Концепция выступает как средство проявления нашей ответственности за происходящее в образовании. Будет ли она востребована – вот вопрос.

– Говоря о развитии системы дополнительного профессионального образования, нельзя не задумываться о выходе на международное пространство – с охватом на первых порах, может быть, русскоязычного населения ближнего зарубежья и иностранных специалистов, получивших дипломы о высшем образовании в вузах России. Какова на сегодняшний день ситуация с признанием отечественных документов о дополнительном профессиональном образовании за рубежом?

– Заключение международных соглашений о взаимном признании квалификаций является прерогативой государственных органов и профессиональных сообществ и потому находится за пределами полномочий учреждений образования, которые вправе утвердить легитимность лишь локальных документов – совместных программ, образовательных кредитов.

К практике признания квалификаций, ведущейся за рубежом на базе профессиональных сообществ, следует более активно прибегать и в нашей стране. Здесь система дополнительного профессионального образования, по сравнению с высшим, обладает большим потенциалом, поскольку в ДПО признание может проходить через кредитно-модульную систему, определенные блоки компетенций.

Но, прежде чем выходить на международный уровень, необходимо решить свои проблемы. Дело в том, что в России отсутствует общегосударственная система формирования индивидуальной траектории обучения, в которую через кредитно-модульную систему включались бы учреждения ДПО. Между основным, высшим и дополнительным профессиональным образованием исторически вырыты рвы, продолжающие углубляться. Хотя очевидно, что по многим дисциплинам, квалификациям и компетенциям ДПО может подготовить специалистов гораздо лучше, чем университет. Но поскольку ни де-юре, ни де-факто нет механизмов интеграции систем непрерывного и высшего образования вкупе со всей системой квалификации, то и о создании единого образовательного пространства говорить не приходится. Пока существуют преграды между подсистемами образования внутри страны, ров между отечественным образованием и зарубежным не преодолеть.

– Какой отпечаток на систему профессионального образования наложило вступление страны в ВТО?

– Еще до вхождения России в эту организацию с трибун раздавались заверения: «Пожалуйста, не волнуйтесь, предусматриваются все меры защиты отечественного образования от зарубежной экспансии». Только к влиянию Запада можно относиться по-разному. Конечно, отечественную профессиональную школу нужно защищать, поскольку это не только процесс получения знаний, но и важный этап формирования гражданина. Но если бы я был врагом России, то первым делом ограничил бы импорт ноу-хау в форме образования и спал бы спокойно: теперь Россия никогда не поднимется. Нет ничего плохого в том, что мы берем современные технологии и не чувствуем себя в изоляции. Другой вопрос – оградить народ от второсортных образовательных услуг. Только пока зарубежные организации на отечественный образовательный рынок не рвутся, и реальной конкуренции западных университетов наши вузы не видят.

Да и российские университеты, не осуществляя обучение на английском языке, не могут быть реальными соперниками за рубежом. Область нашей конкуренции – русскоязычная территория. Даже борьба за рейтинги для отечественных вузов не имеет смысла, поскольку она нужна лишь тем, кто использует эти показатели в конкурентной борьбе, а вхождение российского вуза в топ-100 или топ-500 – вопрос внутренних политических и идеологических амбиций. Такой успех не добавит преимуществ в реальной конкурентной борьбе: где есть значимость вуза среди русскоязычного населения – она сохранится, где нет англоязычной позиции – не появится. Высокий рейтинг московского или, например, нижегородского вуза не станет маяком для англоязычных абитуриентов.

Сегодня на одной чаше весов – риторика о необходимости расширения экспорта образования, на другой – механизмы сдерживания и запретов. Государственной поддержке здесь места не нашлось. Любой ректор, хоть раз попытавшийся «вывезти» знания за рубеж, может рассказать, какие ямы, ухабы и шлагбаумы встретил на пути. Но никто не сможет вспомнить о руке, протянутой для помощи.

Стране нужно искать свою модель образования, реализовывать и подтверждать эффективность. Система подготовки специалистов в 60-е – 70-е годы позволяла занимать передовые позиции в ряде отраслей, но, вместо того чтобы сохранить лучшее, эту модель в педагогическом или научном плане даже не изучили – не могу назвать ни одной диссертации об уникальном в мировой практике явлении, которое представлял собой Физтех, где я учился. Сегодня эту форму сложно воспроизвести, поскольку она работала в условиях государственного управления и системой образования, и производственным комплексом. Но это не значит, что опыт не следует развивать. Есть новые формы, среди которых модель федеральных университетов. Только убежден, что она, имея несомненное право на развитие, всё же не является для России магистральной.

Утверждается, что в США 80 процентов науки делается в университетах, у нас – 80 процентов за пределами вузов. Если это так, то становится понятной вся спорность осуществляемых действий.

– Эксперты ЮНЕСКО и правительства ряда стран приходят к выводу, что достичь хороших результатов можно лишь в том случае, если университеты в своей практической деятельности по обучению будут использовать e-learning. Есть ли смысл включить оценку уровня развития дистанционного обучения в перечень критериев мониторинга деятельности вузов или аккредитационных показателей?

– На вопрос стоит взглянуть шире. В стране очень многое приобретает искаженный и политизированный характер, это же отражается и на системе дистанционного образования. Поэтому на вопрос «А надо ли заставлять университеты внедрять дистанционное образование?» – ответ видится таким: в отношении государственного университета решение в рамках своей политики должно принимать государство. Но не стоит чиновнику определять, по какой технологии системе ДПО, преимущественно негосударственной, следует вести работу.

Это не значит, что дистанционное образование неперспективно, просто использовать нужно другие механизмы: не приказы, а поощрения.

Такой способ получения знаний становится необходимым условием жизнедеятельности. При этом необходимо понимание, что дистанционное образование – принципиально иная образовательная модель, а не просто замена традиционных форм на похожие, лишь выполняемые на других технических средствах; что не подходят те критерии и механизмы оценки качества образования, которыми оперирует министерство.

Если вуз занимается дистанционным образованием, то должен иметь для этого все ресурсы. Но беда сейчас в том, что и остальные требования он тоже должен выполнять: иметь столовые, хотя нет такой потребности у людей, которые занимаются в интернете и раз в месяц бывают в самом вузе. Медицинский центр тоже зачем-то должен быть. Неспособность понять эту модель и, как следствие, создать адекватный механизм контроля не позволяет дистанционному образованию развиваться.

И в то же время необходимо как-то противодействовать индустриальной парадигме, настроенной на «массовизацию» и воспроизведение образования в его самом примитивном варианте, если говорить об уровне целеполагания. Необходима опора на профессионалов, пропаганда лучших образцов.

Дистанционное образование – это постиндустриальная парадигма образования вообще, а не просто передача информации с помощью новых технических средств, как представляют некоторые люди, не владеющие основами педагогики, но, к сожалению, обладающие властью. В законе, и это удивляет, используется сочетание «электронное образование и дистанционные технологии» – как неуклюжий пример телеги, стоящей впереди лошади.

Технократизм мышления, наша отличительная черта, порождает одномерность стратегий. Если сводить дистанционное образование исключительно к технологии передачи информации, то возникнет уродливая форма реализации этого вида образования, по своим результатам не стоящая даже близко к советскому заочному, потерявшему доверие уже давным-давно. Такая деятельность дискредитирует дистанционное обучение и вызывает у людей недоумение: неужели дешевое, низкокачественное и профанированное по целям, методам и средствам образование – это то самое образование XXI века?

¹ Теслинов А.Г., Безлепкин В.В., Петров В.Л., Щенников С.А. Обоснование российской концепции непрерывного образования взрослых. – М.: Изд. дом МИСиС, 2014. – 128 с.