IT – глобальный вызов для исторической науки

Мир исторической науки меняется стремительно. Помимо того что объем информации – тексты, фотографии, видео – возрос многократно, мы переживаем исключительный период смены носителей информации и способов ее распространения. Бумага уступает место электронным носителям, книгопечатание теряет свое значение, а скорость распространения информации увеличилась в миллионы раз. О формировании новой культуры исследований в условиях развития информационных технологий и приемах вовлечения молодых людей в науку рассказывает историк-исследователь, старший научный сотрудник и руководитель Центра информационных технологий Института всеобщей истории РАН, ученый секретарь Государственного академического университета гуманитарных наук, член Совета молодых ученых РАН, кандидат исторических наук Денис ФОМИН-НИЛОВ.

– Денис Валерьевич, расскажите о своей профессиональной деятельности? Что является объектом ваших научных исследований?

– Моя главная страсть – исторические исследования, позволяющие отдохнуть интеллектуально, осуществить «перезагрузку» собственной операционной системы.

В центре научных интересов – социально-политическая история скандинавских стран в ХХ веке, то есть история того, как в течение практически полувека лет был реализован успешный эксперимент по созданию так называемых «государств всеобщего благоденствия», или «скандинавская модель социализма». Этот эксперимент был успешно проведен социал-демократическими партиями. По российской аналогии, можно сказать, что в странах этого региона был реализован меньшевистский сценарий развития государства и общества – тот самый, от которого наша страна отказалась после января 1918 года.

– Почему вы выбрали для себя стезю ученого?

– Ученый – достаточно громкое слово. Думаю, лучше сказать – стезю исследователя. Исследователь – это человек, который формулирует вопросы и ищет на них ответы. Мне кажется, в каждом от рождения заложено стремление к исследованиям. Оно проявляется в той или иной области, развивается в большей или меньшей степени. Задавая вопросы, дети либо получают ответы от взрослых, либо нет. К сожалению, по мере взросления, под влиянием внешних факторов, интерес к исследованиям у многих угасает.

Мне повезло, мой исследовательский интерес в области истории был не только понят и поддержан, но и получал «информационную пищу» для ума. И главная заслуга в этом принадлежит моему деду – Борису Нилову, профессиональному историку, исследователю и доценту ТГУ, который был моим первым учителем истории. Меня с детства окружала атмосфера исследования истории: копии архивных документов, историческая литература, разговоры… Удачный выбор университета – на базе научно-исследовательских институтов РАН, где на рубеже XX-XXI веков преподавали ведущие отечественные историки-исследователи, – завершил процесс определения творческого пути.

– Каким исследованиям вы планируете посвятить себя? Поделитесь ближайшими планами на будущее.

– В последнее время меня очень интересует тематика, которую некоторые зарубежные специалисты формулируют как «история и киберпространство». Но, на мой взгляд, корректнее было бы говорить о формировании новой культуры исследований и научных публикаций в условиях развития информационных технологий. Человечество переживает сейчас исключительно интересный в историческом отношении период, когда происходит смена носителей информации и способов ее распространения. Аналогичные процессы в последний раз происходили в Европе в XV-XVI веках, когда бумага стала вытеснять пергамент, а рукописные книги постепенно уступили место печатным, изготовленным на типографских станках. Информация перестала принадлежать узкому кругу лиц: священникам в монастырях, ученым в крупных научных и образовательных центрах, – ее распространение ускорилось в сотни раз. В результате информационной революции того времени стали возможными великие географические открытия, реформация, индустриальная революция, научно-техническая революция ХХ века.

Что же мы наблюдаем последние двадцать лет? Бумага уступает место электронным носителям, книгопечатание (типографские станки) теряет свое значение, а скорость распространения и тиражирования информации увеличилась в миллионы, если не миллиарды раз. Исследователи новейшей истории уже начинают волноваться: как изучать историю XXI века, какие исторические источники использовать и как их обрабатывать?

Информационная революция конца ХХ века, связанная с появлением и распространением Интернет-технологий, является глобальным вызовом не только для историков – для всех исследователей. В условиях возрастания объема научной информации знакомиться с новейшими достижениями становится все сложнее, меняются также форма и способы защиты авторства и прав интеллектуальной собственности – все это только краткий список проблем. От того кто, где и когда найдет оптимальные решения, зависит будущее и перспективы целых стран и народов. Это не громкие слова. У нас есть исторический пример тех стран и народов, которые опоздали с внедрением книгопечатания и оказались на периферии современной цивилизации. Нечто подобное мы наблюдаем и в наше время. Именно поэтому убежден: новой культуре исследований и научных публикаций необходимо уделять пристальное внимание, готовить молодые поколения отечественных специалистов к новым информационным условиям, в которых им предстоит жить и работать.

– По вашему мнению, что могло бы привлечь молодежь к активной исследовательской деятельности в России?

– Старинная русская мудрость гласит, что насильно мил не будешь. Нельзя молодежь привлечь в науку какими-либо мерами или стимулами. Исследовательская деятельность – это в первую очередь внутренняя потребность человека в поиске ответов на те вопросы, которые его волнуют. Эта потребность дается от рождения, генетически, а потом прививается и развивается в процессе воспитания и обучения. Поэтому все предложения по привлечению молодежи к исследовательской деятельности через увеличение денежного довольствия и решение материальных проблем не приведут к достижению положительных результатов, а только наполнят исследовательские институты и вузы псевдоисследователями, которых будут «мотивировать» материальные блага.

Вместе с тем необходимо понимать историю развития науки в ее динамике. Несколько столетий назад достаточно было иметь незначительный набор инструментов или приборов, чтобы проводить эксперименты или изучать научные вопросы, а результаты исследований либо скрывались, либо публиковались небольшими тиражами. В наши дни оборудование стало дороже в сотни и тысячи раз, а обмен научной информацией ускорился в миллионы. Таким образом, для активной исследовательской деятельности необходимо наличие молодых людей, желающих искать ответы на научные вопросы, и инфраструктура, позволяющая решать научные задачи и находить ответы.

Первая задача решается в процессе школьного обучения. Именно поэтому необходимо значительно увеличить оплату труда учителям и сосредоточиться на развитии материально-технической базы, чтобы в школах люди хотели и могли работать творчески, не думая постоянно о материальных проблемах своей семьи. Кроме того, необходима последовательная государственная политика по развитию системы выявления и поддержки талантливой молодежи, основные элементы которой у нас в стране присутствуют и развиваются: олимпиады, конкурсы и прочие. Однако у нас до сих пор слабо развито взаимодействие организаторов многих школьных олимпиад с вузами и научными центрами, способными содействовать талантливым детям в их творческом поиске и дальнейшей научной карьере.

Вторая задача решается только при условии решения первой, то есть при наличии исследователей, которым специальное оборудование необходимо для экспериментов и научного поиска. В противном случае любые закупки научного оборудования только увеличивают количество «металлолома» в вузах и НИИ. Любые инвестиции в научную инфраструктуру должны осуществляться от потребностей конкретных исследователей, решающих четко поставленные задачи. Для определения этих потребностей необходим диалог между «распорядителями ресурсов» и исследователями.

– Как, по-вашему, еще, помимо существующих программ поддержки, государство могло бы помочь современным российским специалистам в их профессиональной деятельности?

– Если вы имеете в виду специалистов-исследователей, то, на мой взгляд, в России сейчас уже заложены основы для их продуктивной деятельности. Идет активный процесс по модернизации нормативно-правовой базы в области регулирования научно-исследовательской деятельности, создаются технопарки и инкубаторы, формируются центры коллективного пользования, создаются онлайн-библиотеки.

Однако часто государственные меры сталкиваются с высоким уровнем традиционализма и консерватизма научного сообщества, которое критически относится к происходящим изменениям и не стремится активно использовать имеющиеся и открывающиеся возможности в своих профессиональных интересах. До сих пор мы повсеместно сталкиваемся с советской системой управления научно-исследовательскими процессами, где все надежды связаны с бюджетным финансированием. Главная проблема большинства российских научных и научно-образовательных центров – отсутствие квалифицированных управленческих кадров, знакомых с опытом работы иностранных исследовательских центров, свободно владеющих современным российским и международным  законодательством в научной сфере, использующих финансовые инструменты рыночной экономики и способных на мировом уровне организовывать научно-исследовательскую деятельность.

Поэтому государство должно сформировать конкурентоспособную на мировом уровне модель организации и развития научно-исследовательской деятельности в России и объяснить ее принципы исследовательскому сообществу, а главное – уделять самое пристальное внимание подготовке и отбору управленческих кадров.

– В последнее время в России всё чаще выказывают обеспокоенность явлением, получившим название «утечки мозгов». Как следует взаимодействовать с исследователями-соотечественниками за рубежом? Забыть про них или пытаться вернуть на родину?

– Эту обеспокоенность в России выказывают с того самого момента, когда рухнул железный занавес и многие специалисты стали уезжать для работы и жизни в другие страны. Мне эта проблема в принципе непонятна, так как я убежден, что в свободной стране человек имеет право выбирать себе место жительства и работы. Если исследователь считает, что он не может реализовать свои планы в России, то он вправе это сделать в другой стране. Лично знаю многих молодых людей, которые занимаются наукой за рубежом, но при этом они остаются русскими и продолжают любить свою родину. В истории нашей страны мы знаем сотни примеров, когда ученые совершали свои открытия и изобретения за пределами отеческой земли.

Однако имеются и примеры, когда люди принципиально хотят быть гражданами других стран. Разве в российских интересах удерживать таких людей? Насколько нам принципиально, чтобы гражданин РФ совершал свои научные исследования именно на территории России? А если он – отечественный исследователь – работает в Москве (Твери, Рязани, Грозном), но в исследовательском подразделении акционерного общества, контрольный пакет акций которого принадлежит иностранному гражданину? Другой вариант – иностранный ученый работает в акционерном обществе, принадлежащем России или ее гражданам. Мы можем это назвать притоком «иностранных мозгов» в Россию? Проблема в том, что мы до сих пор живем прошлым и пользуемся устаревшими понятиями, а для модернизации и развития России нужно жить даже не настоящим, а будущим.

Важнее обращать внимание на то, кто становится автором тех или иных изобретений и открытий, кому принадлежат права. Попытки «сохранить» были оправданы в период экономической депрессии 1990-х, но теперь сохранение начинает напоминать консервацию. Убежден, что пришло время генерировать и создавать, используя те ресурсы, которые удалось сохранить, одновременно приобретая новые.

«Мозги» – это не нефть и газ, не сталь или золото. Их нельзя перелить, насыпать, увезти или привезти. «Мозги» неразрывно связаны с их носителем – человеком. Поэтому для нашей страны важно, чтобы гражданин чувствовал себя комфортно и безопасно в России, хотел жить и работать на родине.

– Как отмечают эксперты, отечественная историческая наука отстала от основного западного течения. Как вы оцениваете современные подходы к курсу истории и обществознания в российской школе?

– Историческая наука в нашей стране – разнообразная, а иногда даже более смелая в своем теоретическом поиске. Проблема в том, что отечественную историческую науку долгие годы сжимали в тисках марксистско-ленинской идеологии, она варилась и кипела в собственном изолированном котле практически без стравливания пара. И теперь, в последние двадцать лет, мы наблюдаем процессы, которые хорошо знакомы физикам. Достаточно однородное «тело» исторической мысли взорвалось, разлетевшись на множество больших и малых осколков. Многие профессиональные историки остались верны своим взглядам, другие – начали опираться на запрещенный ранее зарубежный опыт или погрузились в изучение опыта дореволюционной исторической науки, найдя новые основы для своей исследовательской деятельности. Хаос, наступивший в исторической науке после большого идеологического взрыва конца 1980-х годов, постепенно уступает место новым контурам исторической мысли современной России. В этом отношении учителя истории и методисты российской школы работают в крайне сложных условиях. И здесь огромное значение имеют личный опыт и квалификация.

– В докладе «Образование и общество: готова ли Россия инвестировать в свое будущее?», подготовленном Общественной палатой РФ, состояние гуманитарного образования характеризуется следующим образом: «В результате многолетней изоляции советской социальной и гуманитарной науки сегодня наше образование в этих областях во многих отношениях отстает от уровня, достигнутого в лучших университетах развитых стран». Среди проблем называется отсутствие формализованности социальных наук в России, отмечается, что прерывается академическая традиция, не возникают научные школы, происходит интеллектуально-культурная деградация… Действительно ли состояние гуманитарных наук в России выглядит настолько упадочно?

– Полностью согласен с мнением, что проблема нашей страны заключается в гуманитарной составляющей, которая формируется благодаря образованию и информационным потокам в средствах массовой информации. Однако считаю, что уровень нельзя сравнивать по неким процентам и индексам цитирования. Дело в том, что гуманитарное образование нацелено в первую очередь на собственных граждан. Поэтому не удивительно, что основная масса научной и учебной литературы производится на русском языке и не попадает в западные системы учета, рейтингования и цитирования.

– Преподаватели вузов обращают внимание, что способность к мышлению у новых поколений студентов заметно снизилась. Что, на ваш взгляд, необходимо предпринять, чтобы переломить ситуацию?

– Ни к чему сильно драматизировать. В исторической ретроспективе можно смело утверждать, что конфликт поколений всегда был и будет. В этом отношении «новые поколения студентов» – другие, не такие как поколения их родителей. В наше время люди все в меньшей степени получают знания из книг, переваривая информацию из средств массовой информации и Интернета. «Новые поколения» все реже пишут тексты от руки, но все чаще используют клавиатуру компьютера. Имея огромные информационные массивы, в повседневной жизни намного важнее становится навык поиска и анализа информации, а не ее запоминания. Хорошо это или плохо? Одни считают, что хорошо, а другие видят в этом конец времен. В любом случае история продолжается, и главное – чтобы молодые поколения россиян понимали значение образования, квалификации и профессионализма. Хотя бы для того, чтобы обеспечивать конкурентоспособность на рынке труда.