Тысяча и одна эвенкийская ночь Вероники Симоновой

Что общего между тушкой козы, картой звездного неба, бдениями астронома Ивана Симонова и жанром ноктюрна? Представьте, все это крепко увязано в трудах старшего научного сотрудника Центра культурных исследований постсоциализма Института модернизации обществ КФУ Вероники Симоновой.

Научные работы выпускницы факультета социологии Санкт-Петербургского университета (2003), а ныне кандидата социологических наук, доктора антропологии Абердинского университета (Шотландия), весьма обширны и вызывают неподдельный интерес у научной общественности. Веронику Витальевну приглашали вести семинары и читать лекции в Санкт-Петербургском государственном университете культуры и искусств, Университете Латвии, а также проводить научные семинары в университетах городов Халле (Германия), Трондхайм, Тромсё (Норвегия), Вильнюсе, Каунасе (Литва), Версале (Франция).

В конце апреля (19-20) Центр культурных исследований постсоциализма в КФУ организовал и провел крупную Международную конференцию по культурным трансформациям и социальной памяти. Мы встретились с Вероникой Симоновой накануне конференции.

- Все же удивительно, Вероника Витальевна, откуда у обычной городской девчонки-студентки могла возникнуть тяга не просто к путешествиям, а к полевым исследованиям в Богом забытых таежных уголках? Где северная столица и где северобайкальские эвенки - как говорится, почувствуйте разницу!

- Знаете, я бы несколько иначе поставила вопрос, ведь центр - очень относительное понятие, у каждого он свой. И Петербург может мыслиться как периферия, все зависит от угла зрения. Просто я сильно увлечена эвенкийским миром, если можно так сказать, и как профессионал, и как человек. Здесь мне очень повезло, я нашла профессию, которая соответствует моему характеру, внутреннему настрою. Впрочем, когда я выбирала факультет, то совершенно не имела представления о том, что такое 'социальная антропология', как и многие абитуриенты. Пожалуй, единственное, что я понимала, завершая школу, что суть антропологии заключается в понимании мира другой культуры.

Антрополог стремится понять взгляд другого и раскрыть его с новой, до сей поры неизвестной стороны. Хочу заметить, что 'другой мир' может быть самым разным, иногда мы сами себя можем понимать как 'другого', но это уже область метафизики. В процессе учебы я заинтересовалась Севером, народами Севера и, если посмотреть на мою творческую биографию, все работы посвящены именно этой тематике. Интерес возник по разным причинам, а что касается полевых экспедиций Хотелось открыть и почувствовать по-своему тот мир, который представал передо мной с книжных страниц, в лекциях некоторых университетских преподавателей и который был, как бы это сказать отчужденно-живым, что ли. А мне хотелось именно живого поля, настоящего вызова!

Первым полем стали мигранты из числа народов Севера в Петербурге, точнее - студенты, проходившие обучение в Институте народов Севера. Институт был создан как образовательный политический проект для элит из числа коренных народов, чтобы они получали образование в Ленинграде и потом возвращались на малую родину и вели просветительскую и иную социальную деятельность на местах. Этот 'центр' стал моим полем на несколько лет. Сначала я собрала материал для диплома, потом для кандидатской диссертации по социологии.

Но все равно - мечтала об экспедициях, о долгой, 'настоящей' полевой работе за пределами родного города. Мечты сбывались постепенно - сначала по три недели на Дальнем Востоке два года подряд, потом, наконец, год полевой работы на Северном Байкале! Я с огромной радостью приняла возможность учиться на кафедре антропологии Абердинского университета у известного антрополога-североведа профессора Дэвида Андерсона, который является одним из ведущих мировых специалистов по эвенкам. Вот так и сложилась пока моя научная жизнь.

- Как я понимаю, английский мореплаватель Джеймс Кук, живший в XVIII веке (и, увы, съеденный аборигенами), тоже был, по большому счету, антропологом. А что собой представляет социальная антропология сегодня?

- Позволю себе несколько сыронизировать: если бы Джеймс Кук был антропологом, то он, вероятно, прожил бы дольше.

- Это почему же?

- Задача капитана Кука была естественнонаучной, он занимался картографированием. Конечно же, он собирал предметы для этнографических коллекций, однако это не было его основной целью. Всем известная трагическая история его гибели связана, во многом, с неверным толкованием капитана Кука отношения гавайцев к нему и его команде. В частности, исследователи-антропологи пишут, что на одном из островов мореплавателя и его команду приняли со всеми почестями и проводили как самых желанных гостей. Однако роковую роль в их жизни сыграл шторм, который заставил команду вернуться обратно. И капитан был тут же ритуально убит. Почему? Исходя из мифологии местного населения, Джеймс Кук почитался как бог Лоно. А внезапное возвращение бога обратно на остров никоим образом не увязывалось в местную логику - оно сулило беды и несчастья, если Лоно в теле Кука остался бы в живых.

- ... Выразительный пример пользы глубоких знаний. Но что же такое социальная антропология?

- В общем - вбирает в себя ряд разных антропологий: политическую антропологию, экономическую, гендерную, антропологию пространства, миграции, насилия и так далее, ряд не закончен. Общее же в нем - метод, который получил название 'включенного наблюдения'. Антрополог живет с людьми, наблюдает их обычаи и практики 'изнутри', привыкает к их образу жизни, фиксирует динамики. Иными словами это называется сбором этнографического материала. Этот материал, оставленный на страницах дневников, фильмы, фото и аудиозаписи впоследствии интерпретируются через диалог с литературой по интересующей теме и, соответственно, пишется текст.На каждом этапе есть свои сложности, свои взгляды на то, как антропологу стоит их проходить, как выстраивать отношения с местным населением или сообществом, как приносить пользу локальным сообществам и вносить вклад в академическое знание.

Лирико-научное отступление. 'Однако Прасковья Платоновна Лекарева (с. Холодное, 2007) утверждает, что карта звездного неба эвенков напрямую связана с легендой о Млечном Пути. Ее интерпретация несколько отличается от предыдущих рассказов, утверждающих, что Млечный Путь - это след звездного лыжника или медведя. В нарративе Прасковьи Лекаревой появляется новый и чрезвычайно важный персонаж: дикая коза. Млечный путь - это лыжня медведя, оставленная им от погони за козой. Медведь догнал козу и 'порвал ее на части', и каждая из частей, включая внутренности, осталась на небе ярким созвездием. Данная интерпретация совпадает с рассказом Алексея Алексеевича Ганюгина о созвездии ГивчанМевон - передней части козы. Названия других созвездий, по мнению информантки, связаны с рогами, ушами, копытами, задними и передними ногами, а также всеми ее внутренними органами. К сожалению, Прасковья Платоновна Лекарева не смогла вспомнить эвенкийские названия созвездий - частей козы'

- Знаете, некоторые места из ваших трудов читаются прямо как сказки из 'Тысяча и одной ночи'!

- Спасибо за прекрасное сравнение. Меня интересовали разные вещи, то есть я собирала этнографию по разным направлениям, но основным интересом стала социальная память в отношениях с природным ландшафтом. В итоге моя докторская (PhD) диссертация имеет такое название: 'LivingTaigaMemories: HowLandscapeCreatesRememberingamongEvenkisintheNorthBaikal, Siberia' ('Живая память тайги: как ландшафт созда and #1104;т воспоминания у эвенков Северного Байкала, Сибирь').

- Недавно вы выступали со своим сообщением в Версале, а также у вас есть опыт работы с видео- и фотоматериалом, имею в виду фотовыставку и фильмы об эвенках. Могли бы немного рассказать обо всем этом?

- Да, конечно. В январе этого года впервые состоялся Мировой съезд тунгусоведов, антропологов и этнографов, занимающихся культурой эвенков. Ведущим инициатором этого события стала известный французский антрополог Александра Лаврилье. Она много лет работала в поле, то есть жила и изучала эвенков, в совершенстве владеет эвенкийским и русским языками. Идея организовать подобное событие периодически возникала, но по разным причинам не была реализована до этого года. Знаете, когда Александра, мои коллеги и я обсуждали возможность этого съезда, то испытывали смешанное чувство гордости и ответственности. Мы очень надеемся, что съезд войдёт в традицию и тунгусоведы будут собираться каждые два года в разных университетах.

Что касается моего выступления, то я рассказывала о заброшенных местах. Знаете, это оставленные таёжные поселки и инфраструктуры, которые 'умерли' после распада Советского Союза. В литературе эти места рассматриваются как места 'разрухи', 'потерянных жизненных шансов', депрессивные новообразования. Я же предлагаю посмотреть на них иначе и на своей этнографии показываю, что эти места обрели свою значимость в локальном сообществе черездухов и воспоминания, которые стали их обитателями. Именно эти локальные категории вновь наделили 'мёртвые' места новой душой, новым смыслом.

В тайге всё живое, всё наполненное и осмысленное, как бы снаружи ни казалось лишено всякой функции. Так духи и воспоминания получили одно воплощение, они населили заброшенные места и вобрали, вплели их в местные рациональности. Это вкратце.

Относительно фильмов и фотовыставки Это совместный творческий продукт с Владимиром Давыдовым, своего рода эксперимент. Ведь я никогда не занималась визуальной антропологией, но мне очень хотелось попробовать. Я подошла к визуальному ряду так же, как к тексту, то есть, я уверена, что это текст. В него вкладывается аналогичная работа: постановка вопросов, сбор и отбор материала, диалог с тем, что уже было сказано, показано до, основной аргумент, основное послание, идущее красной нитью по всему визуальному ряду. То есть, в фильмах также нужна теория. Таков был наш подход. Я очень рада, что фотовыставка 'Чувство ноябрьского льда' состоялась в Русском Географическом обществе, а фильмы 'Сумеречная рыбалка', 'Эвенкийская пасха' были показаны по Бурятскому телевидению.

- Зрителям понравилось?

- Да. Знаете, люди делятся с тобой своими воспоминаниями, жизненными историями, и они ждут результатов, потому что антропологическая работа - это труд не только антрополога, но и тех, с кем он работает. Им хочется результатов! Текст публикуется через много лет, а любительский фильм - это, можно сказать, быстрый результат, сиюминутный сувенир. И это очень важно. Люди видят, что их вклад получает форму, получает материальность. Я счастлива, что некоторые фильмы, в частности 'Зимовьё', посвященный охотничьему фольклору, используются теперь как учебный и презентационный материал местными учителями.

- Одна из последних ваших научных работ озаглавлена весьма неординарно и уже одним своим названием будит интерес и вызывает массу вопросов. Имею в виду 'Холодный ноктюрн: антропология ночи эвенкийской деревни'. Почему именно 'ноктюрн' и почему 'антропология' именно ночи, а не утра или вечера?

- С термином 'антропология ночи', правда, очень сложно точно определиться. Как я уже говорила, антропологий много, и существует антропология времени, в том числе. Однако мне показалось, что этого недостаточно. Исходя из моих наблюдений, ночь совершенно особенно переживается людьми. Как мне говорили, 'ночь слишком хороша, чтобы ее проспать'. Есть также прагматика ночного ландшафта, об этом я подробнее написала в статье, посвященной ночной рыбалке, которая должна выйти на английском языке в журнале 'PolarRecord', частично я об этом пишу в 'Холодном ноктюрне'. Я уверена, что можно еще раскрыть множество граней отношений человека и ночи не только с точки зрения временной структуры, но еще и с феноменологической стороны, а может, и с еще какой-нибудь.

Работа продолжается, это пока процесс, я же далеко не поставила точку. Более того, уверена, что моя статья лишь слабая попытка постановки вопроса, обозначения исследовательского любопытства. 'Холодный ноктюрн' - метафора ночи как эмоционального и прагматического локального опыта. Таёжные ночи холодны и по-своему мелодичны, как ноктюрн, это моя такая личная поэтика-ассоциация.

Лирическое отступление. ' ... миллионы людей не замечают разительной противоположности дня и ночи - один в трудах, другой в расчетах, третий в условных заботах общественной жизни, четвертый в умственных размышлениях или в поэтических фантазиях... Но есть люди - редкие счастливцы - которые имели случай внять ее (природы) призыву к откровенности, особливо во время обаятельной ночи Для того, чтобы чувствовать их обаяние, надо, чтобы во всей окружающей вас Природе были только двое and - вы и ночь' Иван Симонов. 1854.

- Вероника Витальевна, в вашей работе упоминается астроном, он же ректор Казанского университета Иван Михайлович Симонов. Подозреваю, вы с ним не просто однофамильцы, так?

- По рассказам моего деда, его предок был родом из Казани и некогда усыновлен семьей ректора Казанского университета. Детали, к сожалению, утерялись, дед не придавал этому особого значения. Знаю только, что он с семьей каким-то образом переехал в село Канглы (Минеральные Воды). Оттуда мой прадед уехал в Ленинград. Так что мое родство с Иваном Михайловичем Симоновым в терминах антропологии звучит как 'фиктивное'. Поскольку у моего прадеда была вторая семья, отношения не очень сложились, и дед мало знал и потом еще меньше помнил.

Однако есть еще интересный факт. Его двоюродный брат Игорь Михайлович Симонов был секретарем Русского Географического общества в советское время (с 1960-х годов), тогда оно называлось Всесоюзным. Он был начальником экспедиций в Антарктиду, на Новую Землю, работал на станции 'Новолазаревская'. У него есть книга 'Оазисы Восточной Антарктиды' и на карте Антарктиды есть даже 'моря', носящие его имя. Он очень рано умер, я видела его один раз, но сохранились фотографии, которые он дарил моему отцу. Я ходила несколько лет назад в Русское Географическое общество, еще до эпохи его реформ, встретилась с двумя сотрудницами, работавшими в библиотеке и архиве. Они трудились рядом с Игорем Михайловичем и прекрасно помнили его. Я подарила им диск с фотографиями брата моего деда, они очень обрадовались. Дедушка про него рассказывал с большим энтузиазмом, все хотел, чтобы я нашла немцев, с которыми он ездил в экспедицию, очень гордился тем, что 'мы and #8209; потомки мореходов'.

- А как возникли 'ночи Симонова'?

- Моя связь с 'ночами Симонова'... Знаете, это действительно интересное совпадение, пожалуй, одно из самых интересных в моей творческой жизни. Когда я приехала в эвенкийскую деревню Холодная, то намеревалась изучать 'утопии места': различные социальные и политические проекты того, чем должен был быть этот регион, как локальные практики и представления сталкивались с этими утопиями. Но год жизни среди эвенков поменял мои интересы и взгляды. В частности, я обратила внимание на то, что жители называли себя иногда 'малоспяжки' и ночью социальная жизнь не прекращалась. Это стало предметом моего любопытства, и я собрала этнографический 'ночной материал' для последующей интерпретации.

Когда я вернулась из поля в 2008 году и стала работать с литературой и архивами, то обнаружила практически полное отсутствие работ по 'антропологии ночи' (впоследствии я нашла несколько работ, которые вышли позже 2008 года). Я стала смотреть более старые материалы и с удивлением обнаружила, что могу опереться только на две работы: рукопись Аргентова (Иркутск) и брошюру Симонова (Казань). Обе относятся ко второй половине XIX века.

Метафизическое отступление. 'Во время пребывания в Новой Голландии в течение ста одного дня Иван Михайлович Симонов делает заметки о жизни аборигенов и сопоставляет их социальную жизнь с ночью: 'Не одна физическая Природа яснее и откровеннее высказывает свои заветные тайны во время ночи: нравственная сторона человека также отчетливее представляется нашему воображению во мраке и тишине ночной'.

И.М. Симонов делает антропологические наблюдения и выводы, характерные для путешественников его времени. Оригинальность его видения заключается в том, что он обозначил и описал разницу между европейским и аборигенным обществом посредством ночи'.

Признаюсь, что до этого момента я практически не рефлексировала мою 'родственную' связь с известным астрономом и открывателем Антарктиды. Но этот факт очень интересным образом подчеркнул абстрактный нарратив моего деда о 'предках мореходах'. Когда меня пригласили работать в КФУ с молодыми, талантливыми учеными из Центра культурных исследований постсоциализма, то я нашла это не только прекрасной возможностью, но и прекрасным совпадением.

- Что скажете о ваших планах на будущее?

- Знаете, я вообще не люблю планировать - прямо как эвенки, по крайней мере, те, с которыми я работала. Планы - это моё самое слабое место, так же как и временная организованность - я всегда бегу и всегда опаздываю. Если планирую что-то, то это, как правило, проваливается. Лучше скажу, о чём мечтаю в профессиональном плане. Очень хочу в Сибирь! Очень хочу иметь возможность продолжать работу, продолжать изучать социальную память, надеюсь, что получится изучать и Татарстан, открывать новые вопросы, новые культурные пространства...

- Спасибо за интервью, Вероника Витальевна. И помоги вам Бог и наш университет в осуществлении столь заманчивых мечтаний!

Ссылка на оригинал статьи