Поддержка научной и инновационной деятельности

В науке важны не только деньги, но и интересный результат

Круглый стол на тему «Необходимые и достаточные условия для успешной научной и инновационной деятельности. Кто готов проводить исследования и развивать инновационный бизнес в новых городах-наукоградах?» собрал в конце апреля в стенах Государственной Думы РФ представителей научной общественности России и зарубежья.

Взгляд изнутри

На мероприятии, организованном и проведенном депутатами думской фракции «Справедливая Россия», были озвучены разные мнения по поводу перспектив инновационного развития нашей страны в свете последних правительственных инициатив по созданию современных наукоградов. Российские ученые и представители бизнес-структур рассказали о том, что, по их мнению, нужно для инновационного прорыва – помимо достаточного бюджетного финансирования. В свою очередь, наши земляки, работающие за рубежом, объяснили, как функционируют западные научные и инновационные организации, доказав собственную эффективность.

В российском парламенте за последнее время это был второй по счету круглый стол, посвященный инновационной тематике. В работе обоих мероприятий участвовали представители различных поколений и направлений науки. По словам модератора дискуссии – первого заместителя руководителя фракции «Справедливая Россия» в Государственной Думе РФ, доктора экономических наук, профессора Оксаны Дмитриевой, оба раза им специально задавали одни и те же вопросы.

– В ходе первого обсуждения приоритеты определяли лидеры отечественной науки – состоявшиеся ученые, руководители научных школ, большинство которых представляют старшее поколение, – говорит Оксана Дмитриева. – Во второй раз за круглым столом собрались молодые ученые и представители российской науки, работающие за рубежом. Мы выяснили, что их взгляд на ситуацию несколько иной, чем у старших коллег.

Дискуссия длилась на протяжении трех часов. Ее участники пришли к выводу о том, что ученых, которые готовы работать в новых условиях, волнуют не только размер заработной платы и средств, выделяемых на новое оборудование и исследования. Нынешние реалии, в которых работает большинство российских ученых,  говорят о необходимости пересмотреть существующие процедуры коммерциализации научных исследований, заставляющие специалистов в той или иной области науки зачастую заниматься явно не своим делом. И, думается, представители науки знают, о чем говорят. Ведь «изнутри», как известно, проблему видно лучше.

Механизмы финансирования

Одним из первых участники круглого стола обозначили вопрос о необходимости создания промежуточного звена между теоретическим результатом научной работы и его практическим внедрением. Беседу об этом завел профессор физического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Лоскутов. Воплощение результата исследований в коммерческий проект становится проблемным из-за отсутствия между ними своеобразного моста. По мнению ученого, задачу по созданию промежуточного звена между чисто теоретическим результатом и практическим внедрением, в принципе, не так трудно решить, если за ее выполнение возьмется государство. Вероятно, должны быть какие-то структуры, которые занимались бы коммерциализацией результатов научных изысканий.

Гранты – это серьезное подспорье для ученых. Но, по заверениям самих потенциальных претендентов на гранты, процедуры, необходимые для хоть какого-то финансирования научных исследований, отнимают практически все время.

– Кроме того, существует проблема с публикацией результатов, – заявил Александр Лоскутов.– К сожалению, и в мире, и в России сейчас наметилась нехорошая тенденция. Каждый журнал имеет свою категорию публикаций, начиная от самых серьезных зарубежных журналов, таких как «Nature», «Science», «Physics Today» и заканчивая российскими журналами. Пробиться в них со статьями о новых результатах, противоречащих тем, которые были получены членами редколлегий, практически невозможно.

В строительстве новых наукоградов Александр Лоскутов не видит нужды, считая, что давно создана развитая инфраструктура во многих городах, в том числе, в Долгопрудном, Пущино, Новосибирске, Томске и т.д. Что нужно этим наукоградам? Прежде всего, инвесторы и ученые.

Доктор физико-математических наук, профессор Новосибирского института физики полупроводников РАН Артур Погосов обратил внимание коллег на организацию экспериментальных исследований. Они, как известно, начинаются с приобретения необходимого оборудования. Но финансирование этого направления, по мнению Артура Погосова, явно недостаточно, а к уже существующему доступ не прозрачен. Действующий механизм закупок оборудования через систему конкурсов и котировок Артур Погосов назвал издевательством, итогом которого, вместо добротных исследований, зачастую являются «скороспелые» труды, призванные лишь наполнить показатели научной деятельности.

Несомненно, гранты – это серьезное подспорье для ученых. Но, по заверениям самих потенциальных претендентов на гранты, процедуры, необходимые для хоть какого-то финансирования научных исследований, отнимают практически все время.

– При этом строгой закономерности в вопросах получения финансирования нет, – заметил Артур Погосов. – Как правило, оно происходит за счет грантов, выдаваемых на конкурсной основе. Вместе с тем, отсутствие финансирования на определенный период делает проведение исследований практически невозможным, поэтому становится проблематичным получение новых грантов, присуждаемых по оценкам предыдущих исследований. На мой взгляд, грантовое финансирование исследования должно носить стимулирующий характер, а не подменять практически отсутствующее основное финансирование.

И попадают ученые в замкнутый круг, вынуждающий их участвовать в конкурсах на получение грантов. С одной стороны, казалось бы, это естественно – кто не работает, тот не ест. С другой, – а когда, спрашивается, работать?

Недостаток времени на подготовку к конкурсам на получение грантов порождает еще одну серьезную проблему – отсутствиеуученыхвозможностиижелания заниматься патентованием и коммерциализацией результатов своей научной работы. Да и смогут ли они сделать это эффективно? Кроме того, большинство из исследователей, работающих в области фундаментальной науки, вообще не рассматривают полученные результаты как коммерческий продукт. Кто же тогда займется решением этой задачи?

Например, это могли бы делать коммерческие структуры, развивающиеся «в соседстве» с наукой, например, в существующих наукоградах и академгородках, которые имеют необходимую инфраструктуру, сосредотачивают в одном месте огромный потенциал, включая достижения разных научных направлений. При этом вложение государственных средств в организацию новых наукоградов Артур Погосов расценивает как отказ финансировать науку и инновации, выдаваемый за заботу о них:

– Необходимо создавать благоприятные условия для научной деятельности в стране в целом. Это единственный способ предотвратить утечку мозгов и развал науки, которая в России нуждается во всесторонней, системной поддержке со стороны правительства.

Действующий механизм закупок оборудования через систему конкурсов и котировок доктор физико-математических наук, профессор Новосибирского института физики полупроводников РАН Артур Погосов назвал издевательством, итогом которого вместо добротных исследований зачастую являются «скороспелые» труды, призванные лишь наполнить показатели научной деятельности.

Молодые кадры

Слабым местом в развитии науки и инноваций в нашей стране участники круглого стола назвали возможность обеспечить их в достатке молодыми кадрами. Об этом говорил не только Артур Погосов, но и заведующий группой фармакогеномики Института химической биологии и фундаментальной медицины РАН, кандидат биологических наук Максим Филиппенко. Если допустить, что финансирование научных исследований все же будет обеспечено, то решение кадрового вопроса – задача более сложная. С ней в одночасье не справиться. Уже сейчас достаточно серьезные проекты нередко оказываются без необходимой кадровой базы.

– Социальная мотивация молодых выпускников даже достаточно престижных вузов, которые исторически поставляли кадры для научных исследований, весьма низка, – рассуждает Максим Филиппенко. – Не буду называть причины низкой мотивации, все их прекрасно знают. Хотелось бы напомнить о различных специализированных учреждениях, школах. Имею в виду физико-математические школы, которые в свое время работали в основных крупных научных центрах – Санкт-Петербурге, Москве, Новосибирске, Алма-Ате и других городах. Сегодня эта форма переживает глобальный упадок. Школы стали платными, они не получают достаточного финансирования. В то же время в некоторых случаях они фактически дают единственную возможность талантливым детям получить нормальное образование и вообще прикоснуться к науке.

По словам Максима Филиппенко, коммерциализация результатов научной деятельности в России выстроена неправильно. Что и говорить, если уже упомянутые коммерческие структуры, которые должны пройти свое развитие «в соседстве» с наукой, если и желают сотрудничать с учеными и вкладывать деньги, то рассчитывают получить прибыль едва ли не «завтра».

Необходимо создавать благоприятные условия для научной деятельности в стране в целом. Это единственный способ предотвратить утечку мозгов и развал науки, которая в России нуждается во всесторонней, системной поддержке со стороны правительства.

На практике коммерческие организации, конечно, интересуются проектами, но готовы профинансировать только те из них, которые будут реализованы в самое ближайшее время, причем гарантированно успешно. Ученые же идеальным видят вариант, когда коммерсанты интересуются актуальностью исследований.

– Можно привести в пример США и Китай, в которых существуют базы данных проектов, посвященных решению проблем с помощью науки, – говорит Максим Филиппенко. – А в России, по-моему, считается, что мы все должны делать сами – искать эти проблемы, проводить исследования, доводить их результат до состояния продаваемого продукта. И только после этого коммерческие структуры, которых мы ждем как манны небесной, придут в технопарки и начнут заниматься коммерциализацией. Создание новых технопарков и наукоградов не было бы плохим, если бы оно проходило системно. Взять новосибирский центр – научную продукцию он начал производить, по разным оценкам, только через шесть-восемь лет после образования. И это с учетом сильной команды ученых и больших средств, вложенных в проект! Сегодня никого не интересует отдача более чем в один, два или три года. Но в таком формате создание новых наукоградов действительно не имеет смысла. Не будет в них никакой инновации, это будут пустые здания и совершенно «мертвые» инициативы.

– Идут разговоры о том, чтобы для работы в новых наукоградах вернуть на Родину своих ученых, но нужно ли привлекать именно своих? – задался вопросом кандидат физико-математических наук, аспирант механико-математического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Казанцев. – Может быть, ставить вопрос по-другому – привлечь в Россию вообще хороших ученых, успешных научных сотрудников, чтобы они занимались инновациями? Как их привлечь? Единственный способ – сделать так, чтобы им было комфортно. Самое банальное – создать финансовые условия, чтобы ученый не чувствовал себя ущербным, получая в 10 раз меньше, чем чиновник, у которого три класса образования за плечами.

Разговор о необходимости поддерживать ученых, и особенно молодых, продолжил доктор физико-математических наук, сотрудник Института проблем передачи информации им. А.А. Харкевича, Национального научного центра научных исследований Франции и Независимого московского университета Михаил Цфасман. По его мнению, акцент в развитии науки, безусловно, следует делать на молодежь. А чтобы молодые люди могли работать, им нужно платить конкурентные зарплаты – не надбавки, не гранты, а именно зарплаты. Также нужно решать жилищный вопрос. Кроме прочего, молодежь должна четко видеть развитие всей карьеры вплоть до пенсии.

Как руководитель русско-французской лаборатории, в которую приезжают работать французские специалисты, Михаил Цфасман отметил плюсы мобильности ученых. Он предлагает стабилизировать людские потоки, направленные как из России, так и внутрь страны, создав такие условия, чтобы число уезжающих от нас лучших ученых было меньше, чем число лучших ученых, приезжающих к нам. Неважно, где они получали образование. Важно то, что они нужны России. А для мобильности должны быть созданы все условия, включая оформление виз и разрешений на работу, а также «гибкие» ставки оплаты труда тех, кто готов работать и в России, и за границей.

Все упирается в деньги?

В свою очередь кандидат медицинских наук, научный сотрудник «Genzyme Corporation» (США) Николай Буканов выступил за то, чтобы ученым, – и возвращающимся из-за границы, и «вскормленным» на Родине, – давали равные возможности, правда, на конкурсной основе. Справедливо ли было бы создавать американским ученым «инкубационные» условия, в то время как российские прозябают?

На практике коммерческие организации интересуются проектами, но готовы профинансировать только те из них, которые будут реализованы в самое ближайшее время, причем гарантированно успешно. Ученые же идеальным видят вариант, когда коммерсанты интересуются актуальностью исследований.

Николай Буканов рассказал о том, что после 10 лет работы в Научно-исследовательском институте генетики и селекции промышленных микроорганизмов он переехал в США, где живет уже 20 лет. Последние 12 лет трудится в достаточно успешной компании, которая работает на рынке биотехнологий. Персонал компании – 11 тысяч человек, в ее арсенале – 16 крупных продуктов.

– Как только возникает новая задача, сразу формируется рабочая группа, – обрисовал схему работы инновационной компании в США Николай Буканов. – Когда возникает необходимость, ей передается в подчинение несколько крупных групп фармакологов, токсикологов, химиков. Это очень мобильная структура. Мы не боремся за «мертворожденные» проекты. Если проект плох, его лучше бросить как можно раньше, потому что далее на клинические испытания будут потрачены уже миллионы. Естественно, исследования требуют больших средств. Могу сравнивать с моим родным НИИ, в котором бываю каждый год. Разница в финансировании – 20:1. Очень мало тратится времени на формальный заказ оборудования. Заказанный фермент получаешь уже спустя 24 часа. Очень часто у компании образуются прямые связи с поставщиками, поэтому достаточно прийти на нужный этаж, открыть холодильник и взять нужный фермент. Постфактум другие сотрудники займутся оформлением документов и оплатой. Рабочее время исследователя стоит дороже, чем оформление бумаг.

Если допустить, что финансирование научных исследований все же будет обеспечено, то решение кадрового вопроса – задача более сложная. С ней в одночасье не справиться. Уже сейчас достаточно серьезные проекты нередко оказываются без необходимой кадровой базы.

Николай Буканов выступил против того, чтобы ученым, возвращающимся из-за границы, давали преференции, например, в виде целевых дотаций или особых «инкубационных» условий. С его точки зрения, конкурсные гранты способны решить проблему равенства ученых. Другой вопрос – на какой срок будет даваться грант? Три года – слишком малый срок, десять – много. А вот пять лет – оптимальный вариант.

Если рассматривать две первых пятилетних фазы инновационной программы, то Николай Буканов сомневается в интересе зарубежных ученых к первому этапу. Наверняка, большинству из них сначала захочется посмотреть со стороны, насколько серьезна российская затея. Если они увидят, что программа работает, поедут во вторую фазу.

Кандидат биологических наук, заведующий лабораторией «Laboratory Head Abbot Biolabs» (США) Александр Ибрагимов по образованию и роду деятельности иммунолог. Исследования в медико-биологической науке, которую он представляет, обязательно должны приводить к пониманию механизма болезни и, как следствие, к созданию соответствующего лекарства. Для реализации всей цепочки, в конце которой находится лекарство, в Соединенных Штатах выделяются серьезные средства – через систему Национального института здоровья.

Многие китайские ученые, работавшие в США, вернулись на Родину, когда им предложили условия лучше, чем на чужбине. И последние публикации в журналах «Nature» и «Science» подготовлены группами китайских ученых вообще без участия американцев. Такие перемены произошли за три-четыре года.

– Как член общества иммунологов США, я каждый год получаю будоражащие письма от ученых, – говорит Александр Ибрагимов. – В них, как правило, содержатся призывы к тому, чтобы при очередной разработке бюджета Национального института здоровья, мы задействовали всех, кого знаем, вплоть до сенаторов и конгрессменов. Чтобы звонили им, писали, стучались в двери и добивались для него достойного бюджета. То есть, ученые должны лоббировать свои права, в том числе финансовые. В таких богатых цивилизованных обществах как в США, в которых проблем с деньгами вроде нет, битва за бюджет повторяется ежегодно. Иначе денег у фундаментальной науки не будет.

О том, что пример США в данном случае не является идеальным, возразил профессор университета Массачусетса Евгений Рогаев. Имея лабораторию в университете Массачусетса, он одновременно руководит лабораториями в Москве – в рамках Академии медицинских наук и Академии наук. У него есть возможность сравнивать.

По словам Евгения Рогаева, в Соединенных Штатах ученые, работающие в академической науке, реально тратят на поиск средств до 80 процентов своего времени. И, надо заметить, в условиях более жесткой, чем в России конкуренции. А гранты Национального института здоровья получают только 10 процентов профессоров. Десять лет назад их было больше – 25 процентов. С одной стороны, такая конкуренция действительно позволяет «выживать» самым сильным из ученых.

– С другой стороны, – рассуждает Евгений Рогаев, – должны быть обозначены некие стратегические направления, которые целевым образом будет поддерживать государство. Не какими-то мелкими грантами, по которым можно получить миллион долларов, а крупными суммами. Определить же «ценность» конкретного ученого или его проектов могут, например, международные экспертные советы. Бытует мнение, что для науки, в первую очередь, важен «средний» пласт ученых. И он, по мнению Евгения Рогаева, практически полностью на сегодня утрачен. Восполнить его действительно можно за счет привлечения в российскую науку зарубежных ученых, причем не обязательно русского происхождения. Такую тактику активно использовали Япония и Китай. Рывок вперед в науке Китаю обеспечила именно она. Многие китайские ученые, работавшие в США, вернулись на Родину, когда им предложили условия лучше, чем на чужбине. И последние публикации в журналах «Nature» и «Science» подготовлены группами китайских ученых вообще без участия американцев. Такие перемены произошли за три-четыре года.

– Если мы будем говорить о том, что необходимо оставлять наших ученых в России, – продолжил Евгений Рогаев, – и финансировать только их, то это замедлит инновационный процесс. Даже если он будет прогрессивным, долгожданного прорыва не произойдет. Нужны абсолютно одинаковые условия как для наших, так и для зарубежных ученых. В Россию приедут люди, которые хотят здесь жить. Зарплата профессора в университете США составляет от 100 до 350 тысяч долларов в год. Сможет ли Россия обеспечить профессору такую зарплату? Очень удивлюсь, если это станет возможным. Однако когда я спрашивал коллег-профессоров, работающих на Западе, о том, поехали бы они в Россию сейчас, многие дали положительный ответ. При условии, что в России они смогут реализовать то, что у них нет возможности сделать в США. Ведь в науке все-таки важны не только деньги, основное – это получение интересного результата.

У молодежи в России нет стимула заниматься наукой. Стипендия аспиранта неприлично мала. Для сравнения, в Европе, скажем, во Франции или Германии, аспирант получает стипендию в среднем около 1000 евро, а молодой научный сотрудник, кандидат наук – в два раза больше. Сверх этого предлагаются гранты на поездки, целевые проекты. Это минимум, который научные сотрудники всегда имеют.

Кандидат физико-математических наук Андрей Соболевский, представляющий Институт проблем передачи информации им. А.А. Харкевича РАН и Российско-французскую лабораторию им. Понселе, обозначил проблему жилья для молодых иногородних ученых:

– В нашей стране активно заниматься наукой можно, грубо говоря, в трех естественных наукоградах – Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске. Но молодой специалист не сможет только на свою академическую зарплату снимать жилье, например, в Москве. До разрешения этой ситуации наша система высшего образования будет работать как насос, который собирает сильных ребят со всей страны и выпускает их или в науку за рубеж, или в коммерческий сектор России.

– Сейчас у молодежи нет стимула заниматься наукой, – уверен кандидат физико-математических наук Евгений Смирнов из Высшей школы экономики. – Стипендия аспиранта неприлично мала. Для сравнения, в Европе, скажем, во Франции или Германии, аспирант получает стипендию в среднем около 1000 евро, а молодой научный сотрудник, кандидат наук – в два раза больше. Сверх этого предлагаются гранты на поездки, целевые проекты. Это минимум, который научные сотрудники всегда имеют. И если мы хотим, чтобы молодой человек занимался наукой в России, а не уезжал из страны или не шел в банковское дело, в страховую компанию, то ему надо платить как минимум сопоставимые деньги. По поводу возвращения российских ученых могу сказать, что факультет математики Высшей школы экономики прошлым летом нанял четверых доцентов. Из них трое были действительно российскими молодыми учеными, вернувшимися с Запада. Для них создали специальные условия. Тем сотрудникам, которые имеют научную степень западного образца, в ВШЭ платят зарплату, сопоставимую с европейской зарплатой доцента.

Молодой специалист не сможет только на свою академическую зарплату снимать жилье, например, в Москве. До разрешения этой ситуации наша система высшего образования будет работать как насос, который собирает сильных ребят со всей страны и выпускает их или в науку за рубеж, или в коммерческий сектор России.

Остается добавить, что Евгений Смирнов вернулся работать в Россию из Германии. У него была возможность продолжить работу во Франции, но он предпочел Россию.

Враги инновационного бизнеса

Как представитель инновационного бизнеса, на круглом столе в Государственной думе РФ выступил директор ООО «Полюс-СТ» Андрей Брызгалов:

– Мы работаем в сфере инноваций. Наша компания продает в десять стран собственные разработки. Конкуренцию пока не ощущаем, рост объемов за последние три года – 100 процентов в год. Хочется сказать о том, что пока мы не построим инновационный бизнес, науке задачи никто ставить не будет, и все остальные беды, на мой взгляд, тоже от этого. Пока в стране не развит инновационный бизнес, наука, в общем-то, государству и не нужна. Государству требуются кадры, а инженерные решения сегодня нужны бизнесу.

Тему развития инновационного бизнеса поддержал директор ООО «Унискан» (г. Новосибирск) Сергей Солобоев. Основным врагом развития бизнеса инноваций он назвал таможенное законодательство, из-за которого покупка оборудования для нового проекта растягивается на несколько месяцев.

– Это время потеряно и жалко его безумно, – сокрушается бизнесмен. – Приборы, электроника – они хоть не сгниют! А если говорить про перевозку биоматериалов или, не дай Бог, ферментов, то они испортиться десять раз успеют, пока пройдут таможню. Поэтому призываем внести поправки в таможенное законодательство, потому что оно – враг инновационного бизнеса.

За изменение таможенного законодательства высказался и заведующий кафедрой генетики, цитологии и биоинженерии Воронежского государственного университета Василий Попов. Он вспомнил недавнюю историю из собственной практики, когда заказанный для исследований импортный реактив обещал прибыть из-за таможенных препонов как минимум через три месяца. При худшем раскладе – вообще через полгода. И как в таких условиях планировать эксперименты?

Для российской науки главная задача, считает кандидат медицинских наук, почетный исследователь «Genzyme Corporation» (США) Оксана Бескровная, заключается в том, чтобы устранить пропасть между вузами, наукой и производством. Этого можно достичь путем организации структур, которые отслеживают работу ученого. Не контролируют его, а «изучают», тогда как сам он занимается исключительно своим делом и не расходует драгоценное время на сопутствующие, менее важные для науки процедуры.

– В нашей корпорации примерно на сотню ученых заказами оборудования и реактивов занимается один человек, и все процедуры происходят достаточно эффективно, – делится Оксана Бескровная – Без этой эффективности наука вообще бессмысленна. Циклы принятия решений должны быть короткими. И, конечно, нужно решать таможенные проблемы. Приведу показательный пример. Мы проводили токсикологические исследования нового лекарства на собаках. И оказалось, что дешевле их проводить не в США, а во Франции. Нам нужно было послать 30 литров лекарства в растворе через таможню. Это произошло мгновенно, несмотря на то, что таможня очень строгая и во Франции, и в Штатах. В компании есть специалист, который очень быстро отработал всю логистику. И через две недели мы получили результат.

Для российской науки главная задача заключается в том, чтобы устранить пропасть между вузами, наукой и производством. Этого можно достичь путем организации структур, которые отслеживают работу ученого. Не контролируют его, а «изучают», тогда как сам он занимается исключительно своим делом и не расходует драгоценное время на сопутствующие, менее важные для науки процедуры.

О пользе специалиста, который занимается написанием работ на получение грантов в отдельно взятом учебном заведении, рассказал директор Физико-Технического института Иркутского государственного технического университета, доктор физико-математических наук, профессор Константин Казаков.

– У нас существовала проблема с написанием грантов, так как ученые не хотят сами этим заниматься, – признался Константин Казаков. – Как бы не грешно было, и я в числе ученых, которые ни одного гранта не написали и денег, соответственно, не получили. Для решения проблемы пригласили физика, который работает на весь институт. В результате количество выигранных грантов выросло в пять раз!

Безусловно, гранты – благо для ученых. Но целиком ли выделенные государством и выигранные вузом средства будут направлены на конкретные научные проекты? К сожалению, нет. Эту тонкость обозначил старший научный сотрудник Курского государственного университета, кандидат физико-математических наук, доцент Евгений Постников. Из гранта, во-первых, вычитается сумма для университета. А во-вторых, с гранта нужно заплатить все предусмотренные налоги на прибыль. Сумма, таким образом, урезается заметно.

Коллаборация, в рамках которой работает научно-образовательный центр «Спинтроника» РУДН, как рассуждает его научный руководитель Дмитрий Грачев, является хорошим примером того, как можно организовать научные исследования, начиная с фундаментальных и заканчивая прикладными, включая внедрение. Допустим, что задача, которая носит фундаментальный характер, имеет очевидную перспективу решения и признается экспертным сообществом. В рамках этой задачи образовывается
коллаборация, включающая в себя представителей фундаментальной науки, экспериментаторов и технологов, которые умеют доводить разработки до приемлемого для рынка уровня. Также в нее входят специалисты по патентованию с налаженными контактами в организациях, работающими на рынке.

– Благодаря выстроенной структуре, мы получили неплохие деньги на закупку технологического и измерительного оборудования, – не без гордости подчеркнул Дмитрий Грачев. – Да, мы платим специалистам, которые занимаются, в том числе, написанием документов для получения грантов по разным направлениям исследований. Это абсолютно нормально.

Реалии заставляют вузы обзаводиться специальными сотрудниками или даже подразделениями, которые берут на себя заботы по оформлению грантов и патентов.

Реалии действительно заставляют вузы обзаводиться специальными сотрудниками или даже подразделениями, которые берут на себя заботы по оформлению грантов и патентов. Так, в Санкт-Петербургском государственном политехническом университете существует патентный отдел, стараниями которого уменьшается нагрузка, в том числе, и на аспирантов. Об этом рассказал профессор кафедры общей физики университета, доктор физико-математических наук Василий Рудь.

– Такую практику, – предлагает Василий Рудь, – нужно повсеместно распространять, чтобы сократилась, по крайней мере, бюрократическая нагрузка на научных работников вузов. По отзывам наших аспирантов, ситуация по патентованию за последние три-четыре года серьезно изменилась.

«Обреченные» на российскую науку

Взглядами на сложный выбор «верного» научного пути, который встает перед каждым начинающим ученым, поделился младший научный сотрудник Института астрономии РАН Виталий Акимкин:

– Основная трудность, с которой мне пришлось столкнуться, была связана с выбором направления в науке. Признаться, нелегко было решиться ступить на путь в той научной области, которую я представляю, – в астрономии. В ней коммерциализация либо трудна, либо невозможна. Это влечет за собой полное отсутствие внешней мотивации и стимулирования для молодых специалистов. Спасибо системе грантов, благодаря которой в моей области науки вообще возможно проводить исследования, по крайней мере, теоретически. На вступительном экзамене в аспирантуру мне задали вопрос: «Вы понимаете, на что себя обрекаете, когда идете в российскую науку?!» Ответить на этот вопрос сложно без внутренней мотивации или без, возможно, нездорового энтузиазма.

Способ, который может привлечь внимание молодых людей к научной деятельности и поднять престиж ученых в глазах общественности, предложил другой сотрудник Института астрономии РАН – Сергей Полторак. Он предполагает, что какая-то часть средств, предусмотренных на создание «Кремниевой долины» в Сколково, могла бы послужить улучшению имиджа российской науки в целом. В пример он приводит государственный заказ на пиар милиции, сериалами о которой изобилует практически каждый российский телеканал. Почему аналогично нельзя выделить средства на создание на телевидении госзаказа о поддержке имиджа науки? Сегодня почти нет фильмов и программ о науке, а они могли бы заинтересовать молодежь и подтолкнуть их к занятию научной деятельностью.

Обсуждая незавидное положение российской науки, младший научный сотрудник Института вакцин и сывороток им. Мечникова РАМН Татьяна Цфасман предположила, что в скором времени, если ситуация не изменится, ученые, владеющие иностранными языками, станут уезжать на Запад. Она рассказала о финансовых проблемах молодых ученых, исходя из собственного опыта:

– В процессе обучения в МГУ наша стипендия составляла около 500 рублей, и эта сумма была смешной. Поступила в аспирантуру – стипендия увеличилась до 1500 рублей. Сейчас работаю по ставке научного сотрудника в институте, моя зарплата – 6600 рублей плюс к этому иногда бывают какие-то надбавки. Соответственно, иногда получаю в районе 10000 рублей, а порой только 6600. Каковы перспективы? Зарабатывать около 12000 рублей после защиты кандидатской диссертации. И, если когда-нибудь стану заведующей лабораторией, моя зарплата имеет шанс «дорасти» до 30 тысяч рублей в месяц. Татьяна Цфасман рассказала и о других проблемах. Например, о том, что очень часто оборудование для работы заказывают не исследователи, которые им пользуются, а руководители института. В результате заказывают совершенно не то, что нужно. То же самое происходит с распределением зарплаты по грантам.

– Получается так, – рассуждает Татьяна Цфасман, – что и те, кто работал над темой гранта, и те, кто не работал, получают в институте приблизительно одинаковые зарплаты и при этом по какой-то тарифной сетке. Обращаясь к проблеме возвращения ученых в Россию, замечу, что может быть, важнее сделать так, чтобы другие не уезжали. А для этого нужно им дать такую зарплату, чтобы не приходилось подрабатывать. Если ситуация не изменится в ближайшее время, ученые, знающие иностранные языки, побегут на Запад.

В своем выступлении Татьяна Цфасман возвратилась к вопросу о том, что российским ученым очень важно регулярно общаться с зарубежными коллегами. Будучи изолированной «железным занавесом», наша наука, что греха таить, по многим направлениям существенно отстала от западной. И сейчас общение между учеными разных стран затруднено. Как видится доценту факультета математики Высшей школы экономики, старшему научному сотруднику Института проблем передачи информации РАН Алексею Зыкину, нужно облегчить правила организации конференций, всевозможных международных школ и прочих подобных мероприятий. Серьезным барьером в общении служит непростая обстановка с визами. Если российскому ученому относительно просто получить визу для поездки в Европу, то пригласить к нам зарубежного ученого сложно. Разрешение этой проблемы, считает Алексей Зыкин, поспособствовало бы «оживлению» нашей науки.

На пути к великому переходу

«Оживить» науку в общероссийском масштабе – дело не простое. Но именно на это нацелена инновационная программа, работу над которой начинает «Справедливая Россия». И депутаты этой фракции, приняв во внимание мнение ученых, сделали один из важных шагов на пути к подготовке программы. Причем, не только российских по умолчанию, но и наших земляков, которые по праву могут причислить себя к сообществу ученых других стран. Разговор получился содержательным, а результат его – многообещающим.

Первый заместитель руководителя фракции «Справедливая Россия» в Государственной Думе РФ, доктор экономических наук, профессор Оксана Дмитриева отметила, что итоги «круглого стола» будут тщательно проанализированы, а затем станут основой при подготовке инновационной программы.

– В программе, – сказала Оксана Дмитриева, – мы обязательно пропишем все алгоритмы конкретных действий, перечислим все условия, необходимые для того, чтобы не только сохранять и развивать науку, но и обеспечить ее лидирующие позиции, которые гарантируют России переход от сырьевой экономики к экономике знаний.

Ученые высказали свои мнения по поводу возможности инновационного прорыва российской науки. Участники дискуссии не увидели принципиальных препятствий для того, чтобы вывести нашу науку из ступора и придать ее развитию мощное ускорение. Теперь дело за политиками.

Эту статью ещё никто не успел прокомментировать. Хотите стать первым?