Перспективы модернизации образования в России

Анатолий ЧЕРЕПАЩУК: «Без фундаментальной науки и образования модернизация в России невозможна»

Лидерство в современном мире – это, прежде всего, лидерство в области науки и технологий, уверен наш сегодняшний гость, астрофизик, академик РАН, директор Государственного астрономического института имени П.К. Штернберга (ГАИШ) МГУ Анатолий ЧЕРЕПАЩУК. Между тем, как отмечают специалисты, в нашей стране всего один процент опрошенных с уважением относится к профессии ученого. Каковы шансы у России стать центром мировой науки и как эти позиции завоевать – тема нашей беседы.

– В 1960-е годы адмирал США Риковер отметил, что СССР угрожает его стране не оружием, но системой образования. Спустя полвека, как бы вы охарактеризовали современную российскую систему образования?

– Любая система образования опирается, прежде всего, на фундаментальную науку. А поскольку фундаментальная наука в России на протяжении двадцати лет была на голодном пайке и относительная доля выделяемого на нее бюджета страны была в разы, а иногда даже в десятки раз меньше, чем в цивилизованных странах Европы, – она сильно пострадала. Десятки тысяч талантливых ученых уехали за границу. Средний возраст российского ученого, доктора наук сегодня – шестьдесят четыре года. Отсюда и упадок образования.

Кроме того, происходит упрощение. Раньше, при советской власти, образование было ориентировано на лучших, сейчас – на средних: тех, кто раньше был двоечником, тянут на троечников, из троечников делают четверочников и так далее. Уменьшают количество естественнонаучных предметов в школах, сократили количество часов на физику, убрали астрономию. Объективная причина того, что образование вынуждено упрощаться и падать по уровню, – кадры, которые необходимо воспитывать фундаментальной наукой, а она у нас, к сожалению, не в почете. Связь этих двух факторов и привела к тому, что современная российская система образования даже сравниться не может с системой образования Советского Союза.

– Анатолий Михайлович, в одном из интервью вы отмечаете, что астрономия ищет ответы на важнейшие, может, самые главные вопросы: как возникла Вселенная, что такое Солнце, есть ли где-то в космосе жизнь… Между тем, из школьной программы астрономия исключена. Как, на ваш взгляд, это обстоятельство сказалось на развитии науки в нашей стране?

– Это сказалось не только на уровне науки, но и культуры населения. Приведу в пример опрос ВЦИОМ 2007 года. Ставился вопрос, как вы считаете, что вокруг чего вращается: Солнце вокруг Земли или Земля вокруг Солнца? Треть россиян, около 9 процентов, ответила, что Солнце вращается вокруг Земли, а не Земля вокруг Солнца.

Появление астрологии, магии, колдовства, чертовщины – следствие того, что мировоззренческий уровень населения резко упал. А что формирует мировоззрение? Конечно, во многом астрономия, которая объединяет и физику, и химию, и математику, и биологию. А поскольку нет астрономии в школах, то нет нужного мировоззрения, и торжествуют оккультные паранауки. Появилась масса самозваных академий. Лжеученые строят теории, добиваются денег у власти – и иногда им это удается. А самое главное, что эти лжеученые – их уже целые тысячи – отнимают дорогое время у настоящих ученых, которые обязаны с ними бороться. В РАН создана комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. Не получая за это ни копейки, мы тратим большое количество времени, чтобы разбираться с этими «виршами» лжеученых.

– Какие шаги предпринимает профессиональное сообщество для возвращения астрономии в школу?

– Вопервых, мы добиваемся открытия московского планетария, который, согласно обещанию вицемэра Москвы Владимира Ресина, откроется 12 апреля, в честь пятидесятилетия полета в космос первого в мире космонавта Юрия Гагарина. Председатель ученого совета планетария – ректор МГУ, академик Виктор Садовничий. Мы сейчас готовим лекторов для работы в планетарии, формируем его программу, следим за тем, чтобы он стал культурнонаучным, а не развлекательным учреждением: есть люди, которые ратуют за развлечения в планетарии.

В МГУ проводятся Дни науки, где постоянно говорим о том, что астрономию нужно возрождать. Кстати, Дни науки уже стали всероссийскими. В октябре, в течение двухтрех дней, все институты и университеты страны открыты для посетителей, где им показывают, над чем работают ученые.

На федеральном «Пятом канале» я веду телепередачу «Человек. Земля. Вселенная», которая выходит каждую субботу либо в час, либо в два часа дня. И в этой передаче тоже стараемся пропагандировать, что астрономию необходимо возрождать.

Наконец, пишем письма в Минобрнауки России. Причем я везде привожу такой аргумент. Некоторые наделенные властью люди говорят, что в отдельных странах Западной Европы астрономия как самостоятельный предмет не преподается. Это действительно так. Но ведь Россия запустила первый искусственный спутник Земли, отправила первого в мире космонавта в космос, первая женщина в космосе – из нашей страны. Российскими аппаратами впервые была сфотографирована обратная сторона Луны. Нашей стране принадлежит первая высадка на поверхность Венеры, где температура достигает 500 градусов Цельсия. Имея такие гигантские успехи в космосе, не преподавать астрономию в школах – просто непатриотично.

– Важнейшие фундаментальные открытия в астрономии сделали русские ученые: Г.А. Гамов, А.М. Фридман, Я.Б. Зельдович, И.С. Шкловский, В.Л. Гинзбург. Но из-за отсутствия технического оснащения в нашей стране экспериментальная проверка теоретических работ выполнена американцами, которые впоследствии получили Нобелевские премии. Насколько эта проблема актуальна для современной российской астрономической науки?

– Для современной астрономической науки это тоже актуально. У нас нет нужного оборудования. Для участия в международном проекте по строительству крупнейшего в мире сорокадвухметрового оптического телескопа, куда нашу страну приглашают, нужно войти в число членов международного консорциума Европейской южной обсерватории и заплатить вступительный взнос – 120 млн. евро. Мы просим сейчас правительство, чтобы нам выделили эти деньги. Но пока решение не принято.

– В нашей стране есть наука академическая, есть вузовская. Теперь появляется наука корпоративная. Созданы исследовательские университеты, сеть федеральных. Такая диверсификация научного сообщества – это поиск новой оптимальной модели организации и деятельности российской науки или попытка ввести в сферу науки механизмы рыночной конкуренции?

– В науке есть два главных аспекта. Первый, самый важный – познавательный и мировоззренческий аспект. Он определяет уровень образования, уровень культуры. Второй аспект – конечно, коммерческий, прикладной. И оба они значимы. Я считаю, что правительство сейчас взяло крен на вторую сторону – коммерческую. Старается создать искусственные, специальные условия для расцвета коммерциализации науки. Это хорошо. Важно, чтобы этим не кончалось, потому что фундаментальная наука – это база для инноваций, подготовки кадров и экспертизы инновационных проектов.

Но не надо забывать об образовании и мировоззрении. Это не менее важно, чем коммерциализация. Если наука умрет, то общество одичает.

– Как отмечают специалисты, в России всего 1 процент опрошенных с уважением относится к профессии ученого, в США – 56 процентов…

– Вопервых, как же российским гражданам с уважением относиться к российской науке, когда фундаментальные исследования в 2001 году были исключены из числа приоритетных направлений деятельности правительства. При этом один из высокопоставленных представителей власти публично заявил, что финансировать фундаментальную науку – все равно, что зимой отапливать улицу. Естественно, подобные высказывания повлияли на отношение общества к науке.

В России за двадцать последних лет установилась некая традиция презумпции виновности ученых. Ученых, занимающихся фундаментальной наукой, иногда даже публично упрекают, что они удовлетворяют свое любопытство за государственный счет. Раньше это была шутка, которая ходила среди ученых. Никто не мог предположить, что эту шутку возьмут на вооружение. Если бы не было любопытства ученых, не было бы новых идей, инноваций, перспективных разработок. Но при этом средняя базовая зарплата ученого, работающего в фундаментальной науке, ниже – было время, когда она была в два раза ниже, – чем средняя зарплата по стране. Во всех цивилизованных странах она минимум в два раза выше!

Из этих двадцати лет безденежья в науке примерно пятнадцать лет зарплата ученого была в два раза ниже средней заработной платы по стране. А когда молодой ученый идет в науку и у него еще нет известности, на гранты он особо рассчитывать не может. Ему нужна базовая зарплата, чтобы спокойно заниматься наукой, защищать диссертацию. Молодому специалисту, идущему в науку, дается оклад в 9 тыс. рублей…

– Что нужно сделать, чтобы голос ученых был услышан?

– Надо настойчиво обращаться лично к президенту. Он прекрасно понимает, что без модернизации Россия погибнет. Сколково, Курчатовский центр, мегагранты, приглашение иностранных ученых для помощи российским ученым – это первый шаг. Чтобы Сколково заработало на должном уровне, нужны кадры экстра класса. Кто бы их мог готовить? Только наша фундаментальная наука. Без фундаментальной науки и образования модернизация в России невозможна.

Следующий шаг – надо лечить умирающую основную российскую науку. Это десятки тысяч ученых с мировым именем, с прекрасным индексом цитирования, патриоты, всю жизнь, в самые тяжелые годы работавшие в нашей стране. Их надо поддерживать. Тогда появятся наши новые идеи для Сколково, мегагрантов, Курчатовского центра.

Существует мысль, что мы будем идеи покупать. У нас есть нефть, будем приобретать лицензии в других странах. Но самую современную лицензию, например, в области оборонной промышленности вам никто не продаст – продадут товар второго сорта. Поэтому нужно увеличить финансирование академии наук. Только в единстве фундаментальная, прикладная и коммерческая наука в России будут существовать успешно. Если развивать один аспект, будет всего лишь паллиатив.

– Директору и создателю Института ядерной физики Г.И. Будкеру в свое время удалось добиться возможности коммерциализировать разработки института, что помогло учреждению и в наше время выжить и продуктивно работать. По словам С.П. Капицы, для этого надо было быть не только академиком, но Будкером, с его изобретательностью и напором. А каким нужно быть ученому сегодня?

– Конечно, современный ученый должен быть более практичным, то есть должен уметь «проталкивать» свои результаты и на рынок, и в цитируемость. У нас даже в фундаментальной науке конкуренция обострилась, то есть сейчас уже российских ученых оценивают не только по количеству опубликованных статей, но и по индексу цитирования – востребованности его результатов другими учеными. Это мировая тенденция, и, конечно, ее необходимо принимать во внимание. Ученые, прежде всего, должны делать хорошие научные работы и предлагать гениальные идеи, а коммерциализация результатов – это уже для них второе. Не у каждого есть талант коммерсанта. Но даже если у ученого нет таланта коммерсанта, а есть способности заниматься научными исследованиями, его надо поддерживать.

– Много ли современных Будкеров?

– Очень мало. Таких, как Г.И. Будкер, единицы. Что надо делать? С одной стороны, конечно, нужно стимулировать коммерциализацию результатов научных разработок ученых, чтобы учёныеприкладники сами проявляли активность. Но с другой стороны, власти должны создавать такие благоприятные условия для бизнеса, чтобы он ночевал в научных организациях, как это происходит на Западе. Там в каждом крупном институте, университете есть представители разных фирм, получающие зарплату просто за то, что они там находятся и наблюдают, какие открытия делаются учеными. Как только эти открытия совершаются, они немедленно приходят к ректору университета или директору института с предложением заключить контракт на внедрение полученных результатов в своей фирме. Представители бизнеса понимают, что если они не будут внедрять новейшие научные результаты, погибнут в конкурентной борьбе. И, кроме того, они могут быть уверены, что получат налоговые льготы. А у нас этого нет. Ситуацию надо исправлять.

– Россия занимает 8-ое место в мире по производству новых идей и только 46-е по доведению их до ума. В чем вы видите причины рассогласованности интересов науки и производства?

– Причины рассогласованности в том, что у бизнес-структур нет стимулов для внедрения новейших научных результатов. У нас недостаточно развита конкуренция, высока степень монополизма. И вообще, нашему производству присуща инертность. Люди еще не привыкли к конкуренции, им проще чтото перепродать. По сути, наш бизнес сейчас находится на уровне дикого рынка. Какие, в основном, у нас предприятия? Продаем нефть, лес, газ, плавим металл. Даже свои автомобили достойного качества не можем выпускать. Почему в производство «Лады» не внедряют наши новейшие научные разработки? Да потому, что ее и так покупают. Нет, чтобы пошевелиться и внедрить в наши автомобили новые технологии, сделать современный климатконтроль, двигатель с ресурсом не 100 тыс. километров, а 500 тыс., как в японских машинах! Этим не занимается никто, потому что и так «хорошо», есть, куда сбывать продукцию.

– Что нужно сделать, чтобы инновационные разработки ученых были востребованы?

– Государство, без сомнения, должно создать систему стимулов для внедрения инноваций. Если предприятие внедряет новые технологии, оно должно иметь налоговые и другие льготы.

Нужно, чтобы было двойное движение друг к другу: науки – к производству и производства – к науке. К сожалению, движение бизнеса в сторону науки у нас сейчас очень слабое, потому что нет никаких льгот. А еще одна причина – это колоссальная бюрократия. У нас в университете, например, очень много хороших идей, но чтобы внедрить их в производство, надо потратить огромное количество времени, обойти массу чиновников.

– По всеобщему признанию, одним из последних изобретений мирового уровня, изменивших всю нашу жизнь, был Интернет. И некоторые специалисты высказывают мнение, что за последнее десятилетие ничего подобного не изобретено. Есть ли предпосылки, что в ближайшее время будет создано нечто подобное по значимости, способное вновь перевернуть уклад экономики да и других сфер жизни: как, например, изобретение в свое время паровой машины?

– Я думаю, что следующим шагом будут интеллектуальные роботы. Например, уже сейчас в Японии есть домашний робот. Вы уходите на работу и даете ему задание. Приходите – у вас полы подметены и даже еда приготовлена. Такие интеллектуальные роботы сейчас очень дорогие, но когдато и цифровые фотоаппараты были недешевыми. Пройдет время, и технология изготовления будет постепенно подвергаться универсализации и дешеветь. Возможно, лет через двадцатьтридцать любая средняя семья – как сейчас, практически в каждой средней семье есть автомобиль – будет иметь своего интеллектуального робота.

Я имею в виду бытовую сторону. Но и в науке масса проблем, которые требуют именно не человеческих рук, а робота. Думаю, что современная микро и наноэлектроника достигли такого уровня, что вместо человека черновую работу станут выполнять интеллектуальные роботы. Это будет прорывом.

Уже сейчас, например, у нас, в нашем институте, создана система роботов-телескопов. Россия имеет большую протяженность по долготе – порядка девяти часов. И на семи часах по долготе от Кисловодска до Благовещенска, в Иркутске, Екатеринбурге и других городах стоят автоматизированные телескопы небольших размеров с диаметром оптики сорок сантиметров. По команде из Москвы мы видим прямо на экране каждый из этих семи телескопов. Нажимаем на кнопку, купол сам открывается, и в автоматическом режиме по команде со спутника телескоп наводится на тот объект, который нужен. Все это без участия человека. Более того, когда обнаруживается новый объект, автоматически посылается телеграмма о его открытии в специальный международный центр.

– Согласно теории японского физика и историка Мицутомо Юаса, каждые восемьдесят-сто лет центр научной деятельности на Западе смещается из одной страны в другую. В частности, с 1540 по 1670 годы мировую науку возглавляла Италия, затем этот центр переместился в Англию (1660-1730), Францию (1770-1830), Германию (1810-1920) и, наконец, в США (с 1920 года). Согласно этой концепции, период очередного кардинального сдвига должен прийтись на 2000-2020 годы. Как вы считаете, у какой страны есть шансы стать центром мировой науки в 20002020 годы?

– США вкладывают гигантские деньги в науку. И главное – американское правительство понимает, что если оно не будет вкладываться в науку и новые технологии, страна не будет лидером. Лидерство в современном мире – это, прежде всего, лидерство в области науки и технологий. Поэтому я думаю, что Америку на протяжении ближайших тридцати и, может, даже пятидесяти лет сбрасывать со счетов нельзя. Но на подходе, конечно, Китай. Хотя китайские жители, в среднем, живут бедно, там зарплата 100-200 долларов в месяц на селе, но их же полтора миллиарда, поэтому они, собрав по грошику с человека, могут себе позволить огромные накопления, чтобы потратить их на науку. И они это делают. Со временем Китай, конечно, будет обгонять Америку и по валовому продукту, и по вкладу в науку. И он будет реальным конкурентом американцев. Уже сейчас даже маленькие страны – типа Голландии, Австралии, где власти понимают, что надо развивать фундаментальную науку –, во многих областях конкурируют с американцами. Например, в сфере радиоастрономии Австралия конкурирует с США. То есть страна может быть лидером не во всех областях, но в какихто направлениях ей это удастся. Америка настолько богата, что она может многие сферы науки поддерживать и лидирует во всех областях по Нобелев ским премиям, мировым достижениям.

– Так Россию мы все-таки не сбрасываем со счетов?

– Если реализация президентской программы модернизации пойдет в правильном направлении – то есть будет распространяться не только на коммерческие структуры типа Сколкова, но и на развитие фундаментальных исследований, – и если относительная доля финансирования науки возрастет, наконец, до уровня, сопоставимого с западными странами, можно надеяться, что Россия выйдет на передовые позиции. Но вообще-то двадцать лет безденежья в науке сказались. Это надо исправлять. Исправлять мучительно и медленно – потребуется не менее тех же двадцати лет. И я рад появлению президентской программы модернизации. Это первый шаг и сигнал обществу о том, что России без науки – никуда.