Молодые ученые. Наука без акцента

Почему молодой ученый, не эмигрант по натуре, уехал за границу?

CОФРОНОВ Георгий Юрьевич – преподаватель Университета Маквори (Сидней, Австралия), кандидат физико-математических наук

По данным опроса «Левада-центра», в конце прошлого года уехать из страны были готовы 22 процента россиян. Эксперты утверждают, что новая волна «утечки мозгов» за рубеж уже началась.

По количеству уехавших из страны можно смело оценивать экономическую ситуацию, уверен Георгий СОФРОНОВ, наш соотечественник, ныне преподаватель Университета Маквори (Сидней, Австралия). Что было главной причиной отъезда молодого ученого из России шесть лет назад? Как он оценивает ситуацию с отечественной наукой сейчас? На эти и другие вопросы корреспондента «АО» наш соотечественник ответил во время одного из визитов в Россию.

– Что повлияло на ваше решение уехать в другую страну? Почему выбор пал именно на Австралию?

– У меня не было каких-то явных предпосылок, для того чтобы уехать. Просто захотелось посмотреть мир. Чтобы отправиться в другую страну, достаточно было зайти на сайты по поиску грантов. Именно в Австралии в то время – а уехал я в 2005 году – было довольно большое количество предложений.

Мои коллеги, которые уезжали в 90-е годы, выбирали в основном Великобританию. Сейчас там есть кафедры, где практически большая часть сотрудников – русскоговорящие. Собираются на семинары и вместо английского языка говорят на русском. То же самое с Америкой, но туда сложнее попасть. Больше конкуренции, так как ученые из других стран стараются уехать в Америку: например, из Великобритании, Австралии, Новой Зеландии. Но существует и обратный процесс – знаю нескольких американцев и британцев, которые уехали из своих стран в Австралию и Новую Зеландию.

– Чем принципиально отличается научная и учебная деятельность в Австралии и России?

– В Австралии давно реализованы бакалавриат и магистратура, и нет четко определенного срока обучения. В России говорят, что бакалавриат должен быть строго 4 года, магистратура – 2 года, и точка. Но дело в том, что по каждой специальности свое число кредитных единиц. Человек может выбирать не только специальность, но и разные специализации. То есть в разных вузах может быть просто разное количество кредитных единиц на одну и ту же степень или на похожую специализацию. Соответственно, между высшими учебными заведениями существует довольно внятная и понятная конкуренция и ясные правила игры. Кроме того, Австралия – очень социальное государство, и его граждане вообще не должны платить за образование как таковое: либо получают стипендии, либо берут кредит, который потом могут вернуть или не вернуть в зависимости от обстоятельств, сложившихся после окончания учебы.

Плюс, естественно, у австралийских студентов есть мотивация, чего нет у многих наших студентов. Многие российские студенты объективно не могут найти работу по своей специальности после окончания вуза. И у преподавателей в Австралии есть четкая мотивация работать, поскольку созданы все условия для их труда. В России же реально нет возможностей заниматься научной работой. Это одна из причин, по которой я в свое время стал размышлять о том, чтобы уехать… Наши библиотеки отстали на десятилетия. Например, все современные журналы в лучшем случае есть в печатном варианте, когда за рубежом давно подавляющее большинство, близкое к ста процентам, в электронном виде. Кроме того, университет, в котором я работаю, всячески способствует тому, чтобы мы ездили на конференции, создавали научные контакты с Европой и Северной Америкой. Мы ведь понимаем, что в России это не так.

Преподавательская нагрузка в Австралии исчисляется совершенно по другим принципам. Здесь мы имеем на ставку порядка 800-900 часов, что в принципе очень много. Исходя из 40-часовой рабочей недели, предполагается, что мы половину недели работаем именно у доски. А вторую половину мы либо занимаемся научной деятельностью, либо, как предполагается, готовимся к этим аудиторным часам. Там в учебную нагрузку включена, в том числе, и подготовка к аудиторным занятиям. То есть, например, на нашей кафедре, если ты занимаешься наукой, то твоя нагрузка распределяется по принципу: 40 процентов на учебную работу, 40 – на научную и 20 – на административную. В Австралии 35-часовая рабочая неделя. Таким образом, в среднем мы должны тратить 14 часов на учебную нагрузку, 14 – на научную и 7 – на решение административных вопросов. Но эти 14 часов учебной нагрузки в неделю включают и подготовку к лекциям и практикам. На один час лекции мне дается в среднем два часа подготовки. А если это новый курс, могут быть и три часа подготовки. То есть получается, эти 14 часов надо делить на три. Вот такая реальная аудиторная нагрузка у преподавателей в Австралии. Но надо отметить, основной упор делается на внеаудиторную деятельность. Студент приходит уже с готовыми лекциями на руках. Все, что от нас требуется – быть проводником студента в изучаемом материале. Кроме того, есть офисные часы, то есть мы сидим в течение определенного времени в кабинете. И студенты приходят за консультацией. Соответственно, мы должны быть полностью подготовлены к лекциям, уметь ответить на любой их вопрос.

– Россия всегда славилась сильной математической школой, существует даже термин «русский математический стиль». Однако в последние годы преподаватели вузов все чаще отмечают слабую естественнонаучную подготовку абитуриентов. Как бы вы оценили подготовку абитуриентов, студентов в Австралии?

– Хороший вопрос. Вообще, надо честно сказать про Австралию – это настолько социальное государство, что вы можете спокойно прожить без высшего образования. Оно не является таким массовым, как у нас. Если вы сразу после школы получите какую-либо профессию и устроитесь строителем, водопроводчиком или просто стричь газоны, то будете получать зарплату не намного меньшую, чем специалист с высшим образованием. Государство гарантирует это. И в связи с этим возникает вопрос для многих выпускников: а стоит ли учиться в вузе? Плюс ситуация в Австралии такова, что если вы получите более высокий уровень образования, вам будет труднее найти работу. Например, мне как человеку с докторской степенью крайне сложно там устроиться. Для многих видов работ моя квалификация будет превышать то, что требуется от соискателя. И меня даже рассматривать не будут на эти должности.

Что касается качества знаний абитуриентов в Австралии, естественнонаучные дисциплины в школе просто не популярны. Это связано с австралийским стилем жизни, когда целью является просто хорошо провести время, преобладает эпикурейский взгляд на жизнь. У многих молодых людей есть горный или гоночный велосипед, доска для серфинга. Большинство населения живет вдоль побережья океана.

Если мы говорим об австралийских гражданах, которые оканчивают школу, то наиболее подготовленными являются выходцы из азиатских семей – у них в культуре заложено, что учиться надо. Поэтому в перспективе Австралия, на мой взгляд, станет азиатской страной. В прошлом году впервые за много лет на первое место по иммиграции вышел Китай, а до этого постоянно была Великобритания.

– Являясь отцом семилетней дочери, как бы вы охарактеризовали систему школьного образования Австралии?

– В Австралии замечательная начальная школа. За первый год моя дочь уже научилась и читать, и писать по-английски. Но я не могу сказать то же самое о старшей школе. Старшеклассники должны набрать определенное количество предметов и не всегда делают это разумно. Выбирают такие предметы, чтобы у них был высокий средний балл: например, домоводство. А если в список и попадает математика, то не самого сложного уровня.

– Насколько схема финансирования научных исследований в Австралии отличается от российской?

– Если говорить о системе финансирования нашего университета, то обеспечение следующего года зависит от результатов предыдущего. Бюджет формируется в сентябре и четко включает расходы на учебную и научную деятельность. В каждом университете, где я работал, имеется большая система внутренних грантов, которые даются раз в полгода-год. Например, я обратился за таким грантом, мне выделили деньги, и год назад удалось провести несколько недель в Кембридже. В прошлом году опять обратился, мне дали еще большую сумму. То есть головная боль заключается в том, как их потратить. Смешно, но это правда.

Кроме внутренних, университетских, безусловно, есть очень много внешних грантов, огромное количество международных.

В Австралии крайне поощряется сотрудничество с промышленным сектором. Существуют отдельные проекты, в которых участвуют университет и представители промышленности. На каждый доллар государства, грубо говоря, частная компания дает свой доллар. Это очень выгодно обеим сторонам. Фактически и те, и другие сокращают свои расходы на 50 процентов и решают какие-то конкретные реальные задачи. И в последнее время на это делается сильный акцент.

– Как отмечают специалисты, в России всего 1 процент опрошенных с уважением относится к профессии ученого, в США – 56 процентов. Расскажите, пожалуйста, о социальном статусе ученого в Австралии. Комфортно ли вам в социальном плане быть австралийским преподавателем, исследователем?

– Честно говоря, комфортно. Человек, работающий в университете, принадлежит к среднему классу. Судя по студентам, школьникам, могу сказать, что в Австралии не принято быть очень умным. Если ты спортсмен – будешь популярен, тебя все станут уважать, любить и узнавать. А вот если просто умный – будут несколько недопонимать, но, тем не менее, относиться с уважением. Сложно сказать, но в Австралии, наверняка, этот процент находится между 1 и 56, но не думаю, что выше.

– Существует мнение, что если бы в Австралии нужны были специалисты, то она была бы не Австралией, а США или Канадой…

– Напротив, есть целый перечень нужных Австралии специальностей. Если вы попадаете в список тех специалистов, которые требуются, откроется просто зеленая улица. Например, определенные специалисты в области компьютерной науки: разработчики программного обеспечения, специалисты по параллельному программированию.

– По вашим наблюдениям, много ли ученых, наших соотечественников, работает в Австралии?

– Нет, немного, но становится больше. И едут в основном как раз по узкопрофессиональным линиям. Однако из других стран намного больше. И можно смело оценивать экономическую ситуацию по количеству уехавших из этих стран.

– Вы работаете в Австралии почти семь лет. Как бы вы оценили, насколько изменилась ситуация с наукой в России с тех пор, как вы уехали?

– Сложно сказать. Да, российские ученые получают гранты, но иногда доходит до смешного, когда надо исполнять федеральные законы и объявлять конкурсы даже на покупку карандашей… Ведь если государство выделяет деньги, оно тебе доверяет. Ты должен обеспечить какой-то результат, а уже потом отчитаться. Нужен разумный подход к этому.

Мы также прекрасно понимаем, что ситуация с зарплатами меняется, но и инфляция есть. Молодые сотрудники до сих пор получают не так много. Хотелось бы, чтобы в России нормально объявляли конкурсы на позиции, как это делается, например, в Австралии. Конкурсы на все позиции: преподавательские, научные – любые. То есть заранее публикуется информация, что объявляется конкурс на какую-то должность, обозначаются критерии – уровень образования, научная степень, опыт работы, – чтобы это был открытый процесс.

– В последнее время в России делается большая ставка на привлечение иностранных ученых: запущены проект «Сколково», конкурс «Мегагранты». Являются ли предпринятые шаги серьезным стимулом к возвращению российских специалистов, работающих за рубежом, на ваш взгляд?

– По поводу «Сколкова» я говорил со своими коллегами за рубежом. Было бы все здорово, но нет такого ощущения, что это будет что-то реальное в научном плане. Совершенно не понятны критерии приема на работу, и никакой доступной информации в Интернете. Чтобы запустить реальный проект, нужно было бы четко выделить, какие они хотят гранты, какие будут зарплаты и тому подобное. Необходимо, чтобы был хороший сайт у «Сколкова», в том числе на английском языке, и информация на всех сколько-нибудь серьезных сайтах в мире. Я уверен, многие поехали бы туда.

Почему об этом смело говорю? Потому что в нашем университете, например, каждый месяц рассылается большой файл со всеми грантами, на которые можно подавать заявку. И российских предложений я там не видел ни разу.

– Рассматриваете ли вы для себя перспективу возвращения в Россию?

– Безусловно, если бы были сопоставимые условия труда за рубежом и в России, я бы с удовольствием вернулся. Но еще нигде не видел, чтобы у нас были нормальные конкурсы и играли по справедливым правилам.

Есть категория людей, которые уезжают из страны и постоянно говорят, как им было плохо, и они из-за этого уехали. Стараются говорить по-английски даже дома. Это очень забавно.

Я не эмигрант по натуре. Везде есть свои плюсы и минусы. Была бы возможность, я бы вернулся.