Евгений Чупрунов: «Излишка» образованных людей не бывает

— Мы воспринимаем это событие, в первую очередь, как оценку деятельности университета. Конкурсный отбор был достаточно жестким: всего было подано 54 заявки от российских вузов, а к участию в конкурсе были допущены 36 вузов, которые отвечали требованиям, предъявляемым к уровню развития научной деятельности, привлекательности образовательных программ для абитуриентов, вовлеченности вуза в международный академический рынок, а также к позициям учебных заведений в международных университетских рейтингах.

 

Мы соперничали (и как выяснилось, вполне на равных) с признанными лидерами российской высшей школы, университетами Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Томска и вошли в число 15 победителей.

 

Что же касается самих денежных средств, которые выделяются российским правительством в качестве субсидии, то они станут для ННГУ долгожданным билетом в «Европу знаний».

 

Это термин из Болонского соглашения, к которому наша страна присоединилась еще десять лет назад.

 

Напомню, главная цель этого документа — создание единого европейского пространства высшего образования и развитие мобильности студентов. На практике это должно означать, что, например, студент ННГУ им. Н. И. Лобачевского, изъявивший желание послушать лекции в другом университете, в том числе — зарубежном, может поехать туда на учебу сроком от полугода до года. То же самое касается аспирантов и преподавателей, которые могут уезжать работать в другие университеты по контракту. Для этого необходима совместимость образовательных программ разных стран. 

 

Болонская декларация предусматривает целую систему действий, которые активизируют академическую мобильность. И если как образовательный центр мы отвечали требованиям, то по чисто бытовым причинам академическая мобильность оставалась недостижимой мечтой. Например, иногороднего или иностранного гостя, который захочет приехать в ННГУ на учебу, мы попросту не сможем обеспечить жильем. Решить эту проблему без денег невозможно. Субсидии, выигранные по конкурсу, позволят сделать колоссальный шаг на пути к исполнению принципов Болонского соглашения на практике.

 

— Полмиллиарда, которые ННГУ получит в качестве правительственной субсидии, решат все проблемы университета?

 

— Конечно, не все. Первый транш, который выделен государством, предполагает, что эти средства открывают возможности для приглашения людей, чтобы мы могли вместе делать науку.

 

— То есть ни построить что-то новое, ни оборудование прикупить вы не сможете?

 

— Да оборудование мы уже и так прикупаем лет семь. Я считаю, что по оснащению мы сегодня — один из лучших вузов РФ. У нас в этом году даже будет запущен суперкомпьютер, второй в вузах России после МГУ. «Железа» у нас сейчас достаточно, его хватит, чтобы лет 5–7 оставаться на очень хорошем уровне.

 

А что касается первоочередных бытовых проблем, то мы пытаемся решать их, мобилизуя собственные ресурсы. Например, провели ревизию того, как используются площади в общежитиях. Оказалось, что резервы есть, и мы их направим на расселение иностранных студентов (у нас их уже более 400 человек, но мы планируем резко увеличить их количество). Кроме того, недавно областные власти передали нам здание общежития ПТУ — мы его своими силами отремонтируем.

 

— А зачем тратить такие средства для перемещения людей по миру, когда информационные технологии дают возможность, не покидая дома, слушать лекцию любого ученого любого университета?

 

— И без компьютера можно обойтись — выписал книгу из библиотеки — и читай, образовывайся. Но школа — это учитель и ученик, потом его ученики, потом ученики его учеников. Личностное общение не заменишь. Я придерживаюсь старой классической точки зрения: учить должен человек, учитель, которому можно посмотреть в глаза.

 

Школа, в том числе и научная, это не только наука, это еще и принципы. Могу с гордостью сказать, что в нашем университете существует целый ряд научных школ. Я и сам являюсь последователем одной из таких школ. К сожалению, с нами нет уже ее основателя, академика Н. В. Белова.

 

— В чем, на ваш взгляд, преимущества университетского образования? Ведь сейчас большинство вузов решают чисто прагматическую задачу: готовят специалистов по заказу определенных предприятий, с которыми сложилось партнерство, где созданы базовые кафедры и куда — после окончания учебы — идут на работу выпускники.

 

— Мы учим наших студентов учиться, учиться всю жизнь.

 

— Выходит, вы против того, чтобы сразу готовить, «затачивать» выпускника под потребности конкретного работодателя?

 

— А это невозможно. Хотя бы потому, что если мы его будем готовить для высокотехнологичной компании, то за 5–6 лет, что студент учится, эти технологии уйдут так далеко, что знания устареют. Впрочем, есть и исключения. Одно из них — фирма Intel. Но это означает вложения, двусторонние — подчеркиваю — вложения в будущего специалиста. Как это происходит? Во-первых, студенты имеют возможность подрабатывать в Intel массово, и ясно, что фирме это не приносит доходов, но является инвестицией в будущее, поскольку дает возможность присмотреться к потенциальным сотрудникам. Во-вторых, Intel организовал у нас ряд подразделений, где студенты и преподаватели выполняют заказы фирмы, и это опять-таки вложения ради возможности присмотреться к ним. Поэтому готовить специалистов на конкретные рабочие места для конкретного предприятия — дело дорогое и под силу только крупным, богатым и передовым структурам. 

 

Но еще раз повторю: учесть специфику каждого рабочего места в каждой компании — невозможно, да и вряд ли нужно. 

 

— То есть ощущения, что вы работаете в «никуда», как я понимаю, не возникает?

 

— Нет, конечно. И цифры подтверждают: более 90% наших выпускников трудоустраиваются, на бирже труда не стоят. 

 

— Вы не раз говорили, что не считаете проблемой и «утечку мозгов» из России….

 

— Я и сейчас той же точки зрения придерживаюсь.

 

— Тогда есть ли смысл человеку у нас в стране заниматься наукой, может быть, лучше сразу — «туда», за рубеж?

 

— Мой вариант: не туда и не сюда, а — и тут и там. Может быть, с чьей-то точки зрения, я высказываю крамольные мысли, но я их выстрадал. Я физик, представитель самой интернациональной и одновременно самой патриотичной науки (это ведь мы и бомбу для обороны, и многое другое для страны делали). Сегодня большие проекты ни одна страна мира в одиночку не осилит: вспомните адронный коллайдер — «игрушка» эта дорогая, но он очень нужен для исследований ученым разных стран, поэтому и создан в кооперации. Кроме того, науку должен постоянно подпитывать обмен идеями, и такой обмен только по интернету не всегда возможен. Часто нужно приехать, поговорить, поработать вместе с коллегами — в другом коллективе, на другом оборудовании. И потому хорошая наука  по определению интернациональна. А патриотизм в этом случае состоит как раз в том, что итоги такой работы полезны твоей стране. 

 

— Какие специальности в этом году самые популярные? Говорят, что в ряде вузов страны приоритет был на стороне технических специальностей. В ННГУ на каких факультетах был выше конкурс?

 

— Конкурс — вещь лукавая, поэтому правильнее говорить о среднем балле зачисления. В этом году мы его подняли, и существенно. Это, с одной стороны, результат того, что в целом лучше сдали ЕГЭ. А с другой — следствие выросшей репутации нашего вуза. Государство оценивает нашу работу и голосует деньгами, а поступающие — заявлениями, дипломами и — в конечном счете — тоже деньгами. Такой вот своеобразный рейтинг. И еще показатель: в этом году мы приняли на 200 с лишним человек на внебюджетное отделение больше, чем в прошлом году.

 

Что же касается наиболее популярных специальностей, то у нас никаких неожиданностей не было: самые высокие баллы были у тех, кто выбрал международные отношения, информационные технологии и юриспруденцию. 

 

— Юриспруденция? Да ведь понятие «юристы-экономисты» стало разве что не синонимом «лишних» людей с дипломом…

 

— А я считаю, что стране не хватает экономистов и юристов. И это действительно так. Потому что юрист — не тот, кто имеет диплом, а тот, кто знает и умеет. Спектр качества образования юридического сегодня широчайший. Есть еще такие вузы, которые никакого отношения к юридической науке не имеют, но юристов готовят. И есть не очень большое количество вузов, где высококвалифицированные преподаватели, качественный отбор и где, что очень важно, люди имеют возможность учиться в привязке к практике. В ННГУ именно так, и поэтому у нас проблем с репутацией нашего юридического образования не возникает.

 

— Вы верите в некую самоценность образования? Ведь сейчас часто можно услышать, что у нас в стране слишком много людей с дипломами…

 

— Я не просто в это верю. Я убежден, что, чем больше людей получит хорошее высшее образование, тем лучше для страны.

 

— Но говорят, что у страны денег нет, чтобы всех учить…

 

— Тогда надо дать возможность заплатить — тем, кто это может сделать — за право получить образование. Но при этом должен быть жесткий контроль качества образования. «Излишка» образованных людей, уверяю вас, не бывает. Ведь человек, получающий образование, находится в среде людей, которые хотят знаний, и он формируется этим социумом (и он принципиально другой, чем на заводе или в ЖКХ). А человек, который приобрел привычку учиться, очень нужен стране — где бы и кем такой человек ни работал.