Муртазали Рабаданов о создании опорного вуза в регионе

Ректор Дагестанского государственного университета, доктор физико-математических наук Муртазали Рабаданов впервые дал большое интервью КАВПОЛИТу в преддверии формирования в Дагестане на базе ДГУ опорного вуза – нового элемента системы российского высшего образования.

По мнению Муртазали Рабаданова, сегодня ведущий дагестанский университет полностью конкурентоспособен на федеральном уровне, хотя по понятным причинам пока не может привлекать значительное количество студентов из других регионов. Однако ДГУ компенсирует это развитием сотрудничества с соседями по Прикаспийскому региону, которые воспринимают Дагестан без каких-либо предрассудков. В разговоре с Муртазали Рабадановым мы, конечно же, не могли обойти и тот период, когда он исполнял обязанности мэра Махачкалы, и это первое интервью с ректором ДГУ, где он подробно говорит о своей работе в этом качестве.

Вуз для своих

– Мы хотели бы поговорить с вами прежде всего о миссии университета в развитии республики, в развитии города, особенно в контексте того, что вы практически год были главой Махачкалы. Как бы вы в целом определили то место, которое ДГУ сегодня занимает в жизни Дагестана?

– Классический вуз или ведущий университет региона всегда несет особую миссию. Если говорить о Дагестане, то у нас система высшего образования сложилась таким образом, что ДГУ является ведущим вузом не только по старшинству, но и по численности студентов.

По количеству очных студентов мы в СКФО уступаем только Северо-Кавказскому федеральному университету: согласно последнему мониторингу, у них 11 155 студентов, а у нас 8700.

ДГУ несет особую миссию и в образовательном пространстве, и в культурном и не может не нести ее в научном пространстве. Поскольку мы являемся классическим университетом, подготовка у нас многопрофильная, она идет по семи из существующих девяти областей образования – нет подготовки только по медицине, потому что в Дагестане имеется медакадемия, и нет по военному делу.

Если же брать остальные области образования, то в математике и естественных науках 93 процента дагестанских студентов по этим направлениям в республике – это студенты ДГУ, в сфере гуманитарных наук мы готовим 89 процентов.

По другим направлениям цифры таковы: культура и искусство – 66 процентов, науки об обществе, включая юристов и экономистов – 45 процентов, технические специальности – 24 процента. Поэтому не нести особую миссию ведущий вуз республики не может.

– А в чем, на ваш взгляд, она все-таки состоит? Как ее сформулировать?

– Миссия университета у нас сформулирована в официальном документе: «Своим стратегическим назначением Дагестанский государственный университет определяет кадровое обеспечение национальной образовательной и инновационной системы, которое заключается в подготовке специалистов преимущественно высших квалификаций для генерации, сохранения и распространения новых знаний, а также развития системы трансфера технологий».

Мы пытаемся готовить специалистов, компетентность которых соответствует всем современным требованиям, и для этого делаем очень многое. Скажем, если взять формальную сторону, то, помимо государственной аккредитации, мы стараемся пройти общественно-профессиональную аккредитацию, причем с международным участием.

Международную общественно-профессиональную аккредитацию у нас уже прошли уже около 20 образовательных программ. Международную комиссию по направлению «Лингвистика», например, возглавлял профессор из Германии, который приятно был удивлен тому, как хорошо наши студенты факультета иностранных языков владеют английским.

– Все-таки это Дагестан – языковые компетенции у большинства хорошо развиты.

– Кстати, на русско-дагестанском отделении у нас идет подготовка по 11 дагестанским языкам. Из европейских языков: английский, французский, немецкий, а два года назад мы запустили с помощью римского университета «Ла Сапиенса» итальянский язык. Кроме того, у нас есть факультет востоковедения, где преподаются восточные языки: фарси, по которому наши студенты побеждают на всероссийских олимпиадах, а также турецкий и арабский языки.

А с этого года мы запускаем китайский язык, специально отправили двух наших преподавателей и двух магистров в Китай. Они стажировались там целый год, и теперь мы готовы преподавать китайский в качестве дополнительного языка.

– Насколько это формирует привлекательность университета для абитуриентов из других регионов, за пределами Дагестана?

– Это хороший вопрос, но не для Дагестана в частности, и не для СКФО в общем. Мы оказались в ассиметричной ситуации по сравнению с другими ведущими вузами России, хотя в образовательном пространстве мы играем по одним правилам и в одни игры.

На самом деле это большая проблема. Какая бы хорошая подготовка у нас ни была по какому-либо направлению, к нам абитуриенты из других регионов не едут в силу вполне понятных общественно-политических причин.

К сожалению, несмотря на то, что в республике в последние годы не происходит резонансных террористических актов, да и зарегистрированная преступность втрое ниже, чем в среднем по России, центральные средства массовой информации продолжают транслировать о Дагестане только негативную информацию.

Поэтому получается так, что мы вынуждены ориентироваться на выпускников дагестанских школ, и наши абитуриенты – это на 98 процентов ребята из Дагестана. А из других регионов нашей страны к нам, к сожалению, не приезжают.

В этом году я анализировал, сколько к нам поступило абитуриентов из других субъектов федерации, – получилось именно два процента.

Для сравнения, в Воронежском государственном университете около 30 процентов абитуриентов из других регионов. Так что, какой бы сильный ни был у нас, например, факультет востоковедения, учиться на нем не приедут абитуриенты из других регионов, это очевидно.

– А сколько бы вы хотели, чтобы в ДГУ было студентов не из Дагестана?

– Я бы хотел 20-25 процентов, и это была бы реальная конкуренция. А так получается, что выпускники дагестанских школ выезжают в другие регионы и конкурируют там с выпускниками этих субъектов, а к нам никто не едет, и мы вынуждены ориентироваться на то, что имеем.

В этом смысле практически по всем направлениям, которые у нас преподаются, конкуренции относительно абитуриентов внутри республики у нас нет – нам приходится конкурировать уже с ведущими вузами страны.

То есть абитуриент подает документы к нам и в ведущие вузы, например, в московские, а в Дагестане у нас нет конкурентов ни по одному нашему направлению подготовки.

Вы, конечно, слышали рассказы о том, что в Дагестане, мол, плохое образование, ничему не учат. Так вот я должен вам сказать, что уровень подготовки у нас неплохой: около 10 процентов наших выпускников получают красные дипломы.

– Сколько из них в итоге остается в республике?

– Трудно сказать однозначно, мы не можем четко это отслеживать. Но образование, полученное у нас, без сомнения, дает определенные привилегии. Года три назад была проведена совместная проверка Генпрокуратуры и Минобрнауки по направлению «Юриспруденция», и оказалось, что наша республиканская прокуратура на протяжении нескольких лет принимала на работу только выпускников ДГУ. И это при том многообразии, которое есть: у нас кто только не готовит в Дагестане юристов.

Но реальной конкуренции с нами ни по направлению «Юриспруденция», ни по направлению «Экономика», например, в республике нет. Исполняя обязанности мэра Махачкалы, я имел возможность наблюдать выпускников ДГУ в работе. Они с уважением вспоминают годы учебы и с гордостью признаются, что заканчивали ДГУ.

Дагестанцы везде, если есть работа, к ней относятся хорошо, но я заметил, что наши выпускники несколько лучше подготовлены к жизни благодаря большему кругозору и лучшей способности к адаптации к разным условиям жизни. Очевидно, что здесь сказывается продуманная базовая подготовка специалистов.

– Велика ли конкуренция ДГУ с федеральным окружным университетом?

– В отношении абитуриентов получается опять же ассиметричная ситуация. Выпускники ставропольских школ в ДГУ, к сожалению, документы не подают, хотя какие-то направления, может быть, у нас сильнее – к примеру, то же востоковедение.

Но даже если абитуриент из Ставрополя хочет изучать фарси или арабский, он не идет к нам, он идет в другой вуз, причем, опять-таки в силу общественно-политических, а не собственно образовательных причин.

Но при этом оттока наших возможных абитуриентов в СКФУ мы не чувствуем. И не забывайте, мы второй после СКФУ по численности очных студентов вуз в СКФО.

Университет в международном пространстве

– Какова динамика зачисления в ДГУ иностранных студентов за последние годы?

– Положительная – и в части географии, и в части количества. Иностранные студенты у нас разбиты на две группы: те, кого мы получаем по разнарядке из нашего министерства, то есть по межгосударственному соглашению между странами (они учатся на бюджетном отделении), и контрактники, которые поступают к нам сами и учатся на платной основе.

Например, у меня под рукой статистика по Азербайджану. В данный момент у нас обучается 245 граждан этой страны, из которых 41 – по линии министерства образования.

– Каким образом к вам приходят студенты-контрактники из-за рубежа? Как вы рекламируете университет?

– Главная реклама – это студенты, которые у нас обучаются, и наши выпускники прежних лет, в основном информация распространяется через них. Мы не ведем какую-то рекламную кампанию, скажем, в Йемене или Афганистане, хотя студенты из этих стран у нас обучаются. Но основная масса контрактников – из Азербайджана, это наши соседи.

– Насколько они подготовлены к поступлению в российский вуз?

– Главная проблема, которая у нас возникает, – это уровень владения русским языком. У нас еще с советских времен, в 1979 году, был создан Центр международной довузовской подготовки, сейчас это факультет международного образования.

У нас очень хорошие методики, благодаря которым человек с практически нулевым знанием языка за год выводится на такой уровень, на котором он уже может обучаться на русском.

Причем, если он собирается потом поступать, скажем, на физический факультет, то в течение этого года ему дается и нужная терминология.

– Какие успехи демонстрируют иностранные студенты?

– В прошлом году у нас был студент из Азербайджана, который окончил отделение журналистики с отличием. Но бывает по-разному.

В Азербайджане в последнее время усиленно изучается английский, а не русский, и молодых людей, которые так хорошо владеют русским языком, как в старые добрые времена, нет.

Кстати, на русско-дагестанском отделении у нас ведется подготовка и по азербайджанскому языку, там обучается десять граждан Азербайджана.

– Надо полагать, что азербайджанские студенты никаких предрассудков к Дагестану не испытывают, в отличие от российских абитуриентов из других регионов?

– Ну, а какие предрассудки у них могут быть? Они же мало чем отличаются от нас. К нам приезжали студенты из Ирака, Египта, мы всё время с ними, и они, особенно девушки, которые носят хиджаб, говорят, что здесь они себя чувствуют более комфортно, чем в других городах России, здесь более близкая им религиозная среда.

– Какие совместные проекты ДГУ реализует с вузами других прикаспийских государств?

– Еще в 1996 году была создана Ассоциация университетов прикаспийских государств, в которой мы активно участвуем, я два года был ее президентом. Мы установили очень хорошее взаимодействие с казахскими, иранскими, азербайджанскими вузами и, к примеру, провели экологический мониторинг прибрежной полосы российской части Каспийского моря, начиная с Дагестана, потом Калмыкия, Астрахань, дошли до Казахстана, вместе с казахскими университетами провели мониторинг их части побережья.

Далее мы договорились с иранской стороной, что на базе нашей передвижной лаборатории экологического мониторинга, созданной в рамках программы стратегического развития, иранский берег полностью будет исследован, а сейчас идут переговоры с азербайджанской стороной.

В результате получится, что весь берег Каспийского моря будет исследован: а это анализ воды, почвы и воздуха. Еще одна программа – это исследование островов Каспийского моря, которые дают очень интересные результаты.

Скажем, по популяции жуков, которые есть на острове Чечень, можно говорить о том, каков был прежний размер острова, когда он вообще стал островом и т.д. Мы уже исследовали два дагестанских острова, казахские острова тоже посмотрели, а сейчас будем договариваться об осмотре азербайджанских островов, мелких и больших.

Лучшее место для дискуссий

– Как университет сегодня может задавать вектор развития для региона или города? Как нужно встраивать университет в официальные стратегии развития территорий?

– Если мы говорим о встраивании в экономику – это один аспект, а если говорить об общественно-политической жизни – это другое. Могу рассказать, как мы встраиваемся в инновационную инфраструктуру республики.

Несколько лет назад мы выиграли проект по развитию инновационной инфраструктуры в российских вузах, причем это вообще был первый большой проект, который мы получили, а затем выиграли программу стратегического развития.

Благодаря этим двум проектам за последние четыре года мы закупили оборудования на 150 миллионов рублей, то есть фактически создали новую инфраструктуру, открыли ряд научно-образовательных центров (три из которых победили в федеральных конкурсах).

Кроме того, мы создали малые инновационные предприятия, вписав их в инновационную инфраструктуру региона.

– Чем занимаются эти предприятия?

– Простой пример. По программе инновационного развития мы в 2012 году создали собственный аквакомплекс на базе кафедры ихтиологии, понимая, в каком непростом состоянии находится рыбное хозяйство в республике. Какие задачи мы решили?

Во-первых, наши студенты, которые специализируются по ихтиологии, – а мы набираем 25 человек в одну академическую группу на дневное отделение, еще 15 - на заочное отделение и 10 человек в магистратуре, – проводят здесь исследования.

У нас налажено тесное сотрудничество с Широкольским рыбным комбинатом в Кизлярском районе – там находится прудовое хозяйство, которое занимается осетровыми, у них есть маточное стадо.

Главная проблема, которую мы взялись решить, заключалась в том, что осетровые созревают только за 18-19 лет.

Но если мы поддерживаем одну и ту же температуру в течение всего года, то их половое созревание ускоряется в два раза: вместо 18 лет срок сокращается до 9, а мы снизили его даже до 7 лет.

Студенты получили уникальную возможность проводить эксперименты, и уже практически подготовленными идут работать в эти хозяйства.

– А промышленные результаты это уже принесло?

– Сколько рублей это приносит, я не знаю. Задачу увеличить количество рыбы в Каспийском море мы тоже не можем ставить. Хотя на производительность прудовых хозяйств в Кизлярском районе всё это скорее всего повлияло.

– В какой степени университет, по вашему мнению, должен быть дискуссионной площадкой для обсуждения процессов, которые происходят в регионе? Может ли он выступать генератором новых социальных проектов?

– Да, я считаю важным, чтобы университет выступал как площадка для обсуждения общественно-политических проблем, для выступлений экспертов.

Например, в середине ноября на базе университета прошла конференция «ИГИЛ. Информационно-психологическое противодействие терроризму на Северном Кавказе».

Мы пытаемся организовывать подобные мероприятия по различным направлениям, чтобы на них могли выступить с разным мнением эксперты, ведь чем точнее мы можем проанализировать то или иное явление, тем меньше остается пространства для крайностей, для экстремизма.

– Какие еще планируются мероприятия такого рода?

– Скоро у нас пройдет форум родных языков, будем обсуждать проблему сохранения дагестанских языков и литературы. Мы можем компетентно говорить об этом, так как у нас очень хороший филологический факультет.

Очень интересной была площадка Дагестанского гражданского университета несколько лет назад: мы приглашали гостей и отсюда, и из Москвы на протяжении примерно двух лет.

Затем Комитет гражданских инициатив Алексея Кудрина предложил другой формат – Школу гражданских лидеров. Ее проводить было гораздо легче, так как комитет рекомендовал нам экспертов такого уровня, которых мы бы сами пригласить не смогли.

– Насколько громко в экспертных высказываниях о ситуации в Дагестане и на Северном Кавказе слышен голос именно университетской общественности? Если посмотреть на круг экспертов, которые регулярно высказываются в прессе, видно, что большая часть – это люди из Москвы и зачастую далекие от науки.

– Смотря где. Если вы имеете в виду общественно-политическую деятельность, то наши профессора, доценты действительно не очень активно высказываются в прессе. Но тут нужно понимать специфику нашей сферы. Научный работник, человек, который занят образовательным процессом, – это человек с научным мышлением. Он не так устроен, как журналист.

– Конкретный пример – это столичные эксперты, которые выступали на вашей конференции, посвященной борьбе с ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация).

– Следует сказать, что приезжие эксперты часто высказывают удивление подготовленностью и простотой изложения животрепещущих тем современности дагестанскими экспертами, они мгновенно привлекают внимание аудитории.

К тому же мы не только сами организовываем масштабные конференции с участием ведущих ученых ДГУ, но и активно участвуем на площадках сторонних организаторов.

Конференция по обсуждению проблем борьбы с экстремизмом и терроризмом, организованная министерством печати, как раз и была широко поддержана университетской общественностью, на этой площадке изъявили желание выступить и наши лучшие эксперты.

Этой же теме была посвящена и наша предыдущая конференция с привлечением широкой общественности республики, тогда мы рассматривали проблему несколько шире: проявления экстремизма и терроризма, общественно-политическая ситуация на всем пространстве Северного Кавказа.

Так что мы готовы обсуждать все злободневные темы, и часто именно на площадке ДГУ проходят животрепещущие, а может быть, и спорные обсуждения, но участие наших специалистов и ученых гарантирует собравшимся, что беседы пройдут на самом высоком уровне.

– Как вы оцениваете вклад ДГУ в подготовку празднования юбилея Дербента?

– Мы очень активно участвовали в этом проекте. Если вы посмотрите на образовательные учреждения, которые находятся в Дербенте и участвовали в подготовке к этим мероприятиям, то наш филиал будет точно на первых местах.

Бывший исполняющий обязанности главы города Азади Рагимов привлекал университетский филиал постоянно, ко всем мероприятиям. В тот день, когда в Дербенте были юбилейные торжества, в нашем филиале тоже проводились отдельные мероприятия.

Встречу с молодежью Дербента полпред президента в СКФО Сергей Меликов проводил, например, именно в филиале ДГУ.

– Есть ощущение, что юбилей Дербента – это брендовая тема, под которую можно было пригласить сюда экспертов топового, мирового уровня, но пока мы их не видим.

– Топового, мирового уровня экспертов может пригласить республика – отдельно взятый вуз не в состоянии это сделать. Конференции по юбилею у нас проводились, дискуссия была. В обсуждении возраста Дербента участвовали наши историки, которые сходились на том, что можно говорить о цифре 2700 лет, а не 2000.

Хотя другие наши выпускники, которые работают в Дагестанском научном центре РАН, говорили, что городу именно 2000 лет, а поселению, которое было на месте Дербента, возможно, 5000 лет, но не городу точно.

История глазами физика

– Давайте перейдем к животрепещущей теме ЕГЭ. Ужесточение правил проведения экзамена принесло, на ваш взгляд, положительные результаты в Дагестане?

– Да. Могу сказать, что наши ежегодные тестирования первокурсников в сентябре показывают, что в последние два года мы получаем более подготовленных студентов, и министерство образования республики тоже говорит, что ЕГЭ стали проводить объективнее. Но у нас была проблема гораздо худшая, чем просто объективность ЕГЭ, – это экстернат плюс ЕГЭ.

Масштаб экстерната был недопустимо большим: дети переходили в десятый класс, за год «изучали» программу двух лет, потом «рисовались» результаты экзамена, и с этими результатами они приходили к нам учиться.

Представьте, человек ни в 10-м, ни в 11-м классе не учился, у него нет соответствующего багажа, и вот он поступает, например, на экономический факультет, там ему говорят о высшей математике, а он не знает, что такое интеграл, что такое производная.

Приходили ребята 15-16 лет, которые хотят бегать и играть в футбол, а не вникать в лекции, которые им читают.

А мы обязаны были принимать их, потому что у них были высокие баллы ЕГЭ. Так происходило три-четыре года. Я отдельно говорил главе республики Рамазану Гаджимурадовичу Абдулатипову еще до того, как в 2013 году ужесточили условия проведения ЕГЭ: запретите экстернат.

Сейчас эта проблема определенным образом решена, и это, может быть, немного, но подняло уровень подготовки абитуриентов, которых мы получаем.

– Вы признаете справедливость тех критиков ЕГЭ, которые говорят, что эта форма экзамена ухудшает качество школьного образования?

– Вообще ЕГЭ – это форма контроля знаний, но, к сожалению, его введение привело к ряду негативных последствий. Прежде всего, произошла фрагментация образования.

Например, десятиклассник решил, что он пойдет на физический факультет, и в последние два года в школе он учит физику, математику и русский язык, а больше ему как бы ничего не нужно.

Но мы же понимаем, что если он не знает историю, литературу, то он не получает полноценного среднего образования.

Ученики не мотивированы на получение знаний по всем предметам. Когда я заканчивал школу, я знал, что должен написать сочинение по русской литературе, и вступительным экзаменом литература была обязательна на все специальности.

А сейчас, если мы пойдем к естественникам: физикам, химикам, биологам – и начнем у них спрашивать элементарные вещи, кто написал «Отцы и дети», например, многие могут не ответить.

– Как скоро эта проблема проявляется в университете?

– Приведу совсем небольшой пример. Если первокурсник на первой сессии три раза подряд получает двойку по какому-то предмету, он подлежит отчислению. Но обычно мы разрешаем четвертую пересдачу, идем навстречу.

Я во время последних пересдач специально пошел на факультет информатики, где у нас большие проблемы. Средний балл по ЕГЭ по информатике у нас по республике 24, а пороговое значение, когда мы можем вообще принять документы у абитуриента, – 40 баллов. Для понимания: в этом году где-то 800 выпускников в Дагестане записались на ЕГЭ по информатике и всего 174 человека получили проходные баллы.

Так вот, передо мной сидит первокурсник этого факультета, который три профильных экзамена сдал на «4» и «5», а историю России три раза подряд не может сдать, потому что он просто не учил историю в школе.

Я у него начинаю спрашивать элементарные вещи: когда началась Великая Отечественная война? Когда началась Вторая мировая война? Путает даты, не может назвать военачальников. Чапаев, оказывается, герой Великой Отечественной войны. Ну, и с литературой тоже проблема.

– То есть получается, что нет преемственности между программами школы и вуза?

– Я не думаю, что сейчас есть нестыковка между программами вузов и средней школы. Другое дело, что фрагментация создает вузам проблемы, и особенно это видят именно естественники.

– Тут глубже, наверное, проблема: ЕГЭ способствует тому, что дети перестают читать книги.

– Не согласен. Как это связано с ЕГЭ? Меньше читают уже в четвертом-пятом классе, ЕГЭ тут не при чем. Просто появился другой громадный источник информации – интернет, в этом главная причина.

На пути к опорному вузу

– Как в настоящий момент продвигается процесс по созданию на базе ДГУ так называемого опорного вуза в партнерстве с Дагестанским государственным университетом народного хозяйства?

– Мы готовим документы: до 18 декабря вузы должны представить концепцию программы развития. Есть решения ученых советов двух вузов, глава республики поддерживает такой шаг. Далее будем участвовать в конкурсе Минобразования РФ.

– Чем было продиктовано это объединение?

– Конечно, мы могли бы индивидуально претендовать на статус опорного вуза. Количество студентов очной формы обучения в опорном вузе должно быть более 10 тысяч – у нас 8700. Количество укрупненных групп специальностей и направлений подготовки должно быть больше 20 – у нас 24.

Но условия требуют, чтобы обязательно был вуз-партнер, который присоединится к базовому. Поэтому к нам с соответствующим предложением вышел Дагестанский государственный университет народного хозяйства.

– Наверное, не от хорошей жизни?

– Нархоз – это региональный вуз, и при том бюджете, который есть у нас, им будет выгоднее стать частью опорного вуза. Мы сможем органично влить их в свою структуру, потому что практически все их направления подготовки у нас есть. В этой ситуации объединение выглядит оправданным и логичным. В этом много плюсов, в том числе для федерального бюджета.

– Вы полностью разделяете политику Минобразования по укрупнению вузов? Здесь нет каких-то «подводных камней»?

– Укрупнение вузов – процесс правильный и назревший, особенно в том, что касается филиалов. Здесь можно только поддержать политику Минобразования, давно надо было это делать.

К сожалению, в девяностые годы в системе высшего образования, особенно в Дагестане, появилась много филиалов совершенно разных вузов из других регионов, но рост доступности образования всегда приводит к падению его качества, это и произошло у нас. В то же время к укрупнению вузов надо подходить индивидуально.

В Дагестане один федеральный вуз приходится на 600 тысяч населения, а это почти в два раза больше, чем среднем по стране. Хотя я противник объединения вузов в республике, но создание опорного вуза представляется правильным начинанием.

– Как вы считаете, насколько далеко сейчас зашел процесс превращения высшего образования фактически во всеобщее? И можно ли ожидать здесь обратного движения?

– Стереотип такой есть, хотя есть и обратная волна: зачем это образование нужно, если работы нет? Рано или поздно равновесие наступит, и я думаю, что укрупнение и объединение вузов – это дорога в правильном направлении.

Когда нашему университету в 1957 году присвоили статус университета – а до этого он был педагогическим институтом, – всего в СССР было 50 университетов, а на момент распада Союза – около 60. Была определенная выстроенная структура. Потом все сразу стали университетами, и это привело к падению престижа университетского образования.

В СССР высшее образование получали 30-35 процентов выпускников школ, но была и развитая система среднего профессионального образования, это очень важная часть профподготовки.

Политика Минобрнауки РФ, которая проводится в последнее время, как раз и приведет как бы к возвращению ситуации в прежнее русло, но уже на новом этапе. Когда вузы и те заведения, которые называют себя вузами, могут собрать под себя всех выпускников, – это ненормальная ситуация, она ведет к падению качества образования.

– Но параллельно нужно ведь еще повышать престиж профессионального образования. Кто, по вашему мнению, должен этим заниматься?

– Сейчас среднее профобразование отдано в регионы, и этим должны заниматься именно региональные министерства образования. Отчасти это правильно, потому что регионы лучше знают, какие направления профобразования им нужны.

С другой стороны, у регионов был выбор – передать профобразование вузам, и в этом тоже был определенный резон.

Например, мы могли бы запустить среднее профобразование по информатике и хотя бы одну группу оттуда брать на высшее образование.

Секреты процессного подхода

– В завершение беседы нам бы хотелось задать несколько вопросов о том периоде, когда вы возглавляли Махачкалу. Что из этого опыта оказалось для вас наиболее ценным?

– Это был большой опыт и в политическом плане, и в хозяйственном плане, и в смысле работы с людьми. Это была иная сфера деятельности, причем в сложной ситуации, о которой вы прекрасно знаете.

Передо мной стояли совершенно конкретные задачи, и я пошел туда, потому что были сложившиеся отношения с главой республики. В любой другой ситуации я бы сказал: зачем мне это? Но бывают ситуации, когда надо принимать такие решения.

– Насколько подходит Махачкале тот стиль руководства, который вы исповедуете?

– Я считаю, что на тот момент он был оптимален. Вы знаете, что сейчас у нас приоритетным является проектный подход к управлению. Но тот лимит времени, который у меня был, и те задачи, которые передо мной стояли: стабилизировать общественно-политическую ситуацию, подготовить город к зиме и так далее, – требовали процессного подхода.

Если мы выстраиваем определенные процессы в сфере транспорта, ЖКХ и прочих направлениях и все мои поручения выполняются полностью, мне неважно, к какому клану или этнической группе исполнители принадлежат. Кстати, этот же процессный подход я использовал и в ДГУ, потому что пришел в университет как бы со стороны.

Я пришел сюда после работы в Москве и сразу столкнулся с вопросом: что делать со старой командой? Именно элементы процессного подхода позволили тогда мягко перейти к новой структуре, к созданию несколько иной университетской среды.

То же самое было в мэрии – для меня там были совершенно новые люди. И непредсказуемая зима впереди. В такой ситуации, когда неизвестны достоинства и недостатки членов команды, переходить к проектному стилю управления преждевременно.

А когда в процессе работы в команде вырисовываются лидеры, то можно и нужно переходить к проектному управлению.

Но до этого дело не дошло, зима закончилась, тревоги исчезли, город плавно прошел переходный период, ситуация была стабильная, и я спокойно вернулся на свою работу.

Я считаю, что с поручениями главы республики справился вполне неплохо и благодарен главе за высокую оценку моей работы на той позиции. Но впереди новые планы и научно-образовательные задачи, и наша цель – занять самое достойное место в образовательном пространстве России.

Редакция КАВПОЛИТ благодарит за помощь в организации интервью ведущего научного сотрудника ДНЦ РАН, кандидата физико-математических наук Саида Ниналалова.

Ссылка на оригинал статьи

Эту статью ещё никто не успел прокомментировать. Хотите стать первым?