Как «разморозить» университеты, а студентов сделать самостоятельными? Репортаж с экспертной панели II-го Всероссийского форума «Преобразование образования» в ТГУ

Образовательные результаты: три контекста

Накануне в выступлениях как министра науки и высшего образования Валерия Фалькова, так и ректора ТГУ Эдуарда Галажинского звучал тезис о том, что отечественной высшей школе хорошо бы удержать баланс между новой фундаментальностью и практико-ориентированностью. При этом новая фундаментальность подразумевает не увеличение часов академических дисциплин, а работу с особыми типами мышления, картинами мира, семиотикой, разными знаковыми системами. 

– Мы говорим о том, что результатов в университетском образовании придется достигать на трех линейках, – объяснила Елена Суханова. – Скорее всего, делать это придется одновременно, и мы не можем какой-то из результатов обозначить в качестве главного. Очень важно, чтобы выпускники соответствовали запросам индустрии и рынка труда. Качественный образовательный результат – это готовность выпускника к трудовой деятельности «здесь и сейчас», когда он уже сразу может работать. Далее, не менее важно подготовить молодого человека к продуктивной деятельности в условиях сверхсложности и неопределенности. Мы трактуем качество образовательного результата как умение действовать и готовность к решению междисциплинарных прорывных научно-технологических, социальных задач в рамке будущего: в контексте устанавливающейся индустрии, устанавливающихся типов деятельности, формирующихся социальных отношений или интеллектуальных схем. Наконец, университету необходимо влиять и на то, что студент должен быть человеком или становиться им, культивируя в себе это человеческое. С этим типом образовательного результата суперсложно работать, его суперсложно измерять. Он связан с готовностью человека к самореализации в контексте общечеловеческих, цивилизационных, национальных ценностей. Не знаю, является ли все это разноплановым и можно ли это совместить в единой образовательной среде университета, внутри одной образовательной программы, или системы образования в целом. Но эксперты сходятся во мнении, что надо об этом думать.

Три обозначенных контекста можно назвать очень значимыми. Практика российских университетов и школ показывает, что они более-менее научились работать с одновременным формированием профессиональных навыков и универсальных компетенций, научились или учатся работать с индивидуальными траекториями и создавать условия для самореализации обучающихся, пытаются создавать образовательные программы, в которых аккумулируются все три типа компетенций или условия для их формирования. Но в идеальном варианте образованию нужно работать на всех трех слоях, причем, по исследованиям Института образования ТГУ, образовательный результат, касающийся самореализации и становления у человека способности к самостроительству, является интегрирующим. Без него другие тоже могут рассыпаться. 

О чем рассказали соцсети…

Заведующего лабораторией прикладного анализа больших данных ТГУ Вячеслава Гойко поп­росили сделать в выступлении акцент на качестве образования и на том, как большие данные, в принципе, могут способствовать улучшению эффективности трудоустройства выпускников. Он рассказал о том, какие проекты помогают делать большие данные. Среди них, например, инструмент «РосНавык», позволяющий анализировать рынок труда. С помощью больших данных и соответствующей аналитики в Башкортостане была принципиально перестроена региональная система дополнительного профессионального образования. 

А еще в рамках одного из проектов команда лаборатории ТГУ после пандемии начала изучать то, что пишут в соцсетях студенты. Например, в сети «ВКонтакте» зарегистрировано более 3,5 млн аккаунтов студентов, абитуриентов и выпускников, и в ней они признаются в любви, ищут, где списать, подбирают соседа по комнате и так далее. Но 8% сообщений касается тематики обучения в широком смысле этого слова. Именно эти данные исследователи собирают и анализируют.

В 2023 году ТГУ стал оператором большого проекта Всероссийского центра изучения общественного мнения, который называется «706/3». ТГУ собрал 9239 формальных и неформальных пабликов у всех 674 представленных в соцсети «ВК» российских университетов. А теперь представьте, что исследователям пришлось проанализировать 2 миллиона постов и 3 миллиона комментариев! Параллельно ВЦИОМ запустил две волны социологических опросов с участием 100 тысяч респондентов. Полученные данные были разложены по пяти категориям: учебная вовлеченность, отношение студентов к университету, лояльность, социально-бытовые проб­-
лемы и психологическое состояние.

– Отдельно мы собрали 150 тысяч отзывов российских выпускников за последние 15 лет с четырех платформ, – объясняет Вячеслав Гойко. – Скажу честно, там очень много негатива относительно содержания того, что получили наши выпускники в рамках обучения. Понятно, есть личностные особенности, но в общем и целом мы видим, что все чаще выпускники говорят о нестыковке содержания образовательных программ и рынка труда. 

Рост таких оценок, по всей видимости, связан и с изменением генерального тренда на российском рынке труда – на смену «рынку работодателя» пришел «рынок соискателя», и в этой новой ситуации соискатель становится взыскательным не только по отношению к потенциальному рабочему месту, но и к уровню и качеству образования. «Студент стал более требовательным, и это надо учитывать», – предупреждает Вячеслав Гойко. 

Взаимодействие с работодателем: уральская модель

Первый проректор по экономике и стратегическому развитию Уральского федерального университета им. первого Президента России Б. Н. Ельцина Даниил Сандлер рассказал о вов­лечении стейкхолдеров в образовательный процесс и его трансформацию. УрФУ отвечает в  исследовательском проекте УНИКО [1] за качество университетского образования в контексте взаимодействия с индустрией, работодателями, родителями. 
– Практики, которые мы систематизировали вместе с коллегами, показали широкий спектр различных моделей и инструментов вовлечения работодателей в образовательный процесс, – поделился Даниил Сандлер. – Наша концепция заключается в том, что данные должны быть отк­рытыми, так как открытость – один из первых принципов трансформации высшего образования. И в проекте мы открыли пространство для наших работодателей, прежде всего, в формате проектного обучения. По итогам прошлого учебного года у нас больше 10 тысяч студентов реализуют проекты, полученные от работодателей, – для УрФУ это немало! Что в этом случае концептуально меняется: работодатель начинает вести себя по-другому, он выдает нам временные ресурсы, своих экспертов уже не только для того, чтобы выдвигать требования. Мы заводим работодателей как акторов учебного процесса внутрь образовательного пространства через соответс­твующую цифровую среду, где есть понятные процессы, возможность многоканального включения в деятельность со студентами, в том числе, напрямую с образовательными программами. 

Таким образом, работодатель, заходя в цифровую среду, видит все образовательные программы вуза, и по любой из них он может подать заявку либо на студента-практиканта, либо на проект, который хотел бы, чтобы его отработали студенты. Сам студент тоже может выйти на работодателя и выбрать не через администрацию, а, увидев хороший проект, напрямую подать заявку, чтобы к нему присоединиться. Благодаря этой системе в университете исчезли многие организационные проблемы во взаимоотношениях «работодатель-студент». 

– Но это, на мой взгляд, не сработало бы, если бы студенты тоже не перешли в активную позицию, – считает Даниил Сандлер. – Как сделать так, чтобы и студент стал активно интересоваться учебным процессом? Помогла индивидуализация образовательного процесса. Начатая более четырех лет назад, она сделала студентов активными участниками в открытой среде, куда зашли и тысячи работодателей. Студенты стали активно искать возможности, и где-то даже возникла конкуренция за проекты. Пока это больше процесс трансформации или реновации профессиональной подготовки студента. Фундаментальность остается за нами, за университетом (и старая, и новая), а вот реновация практической подготовки в среде, где и студенты выбирают, и работодатели имеют достаточно легкий цифровой вход, – дает совершенно новый эффект. И за этим – будущее. Эти инструменты я считаю реально работающими и вполне способными к тиражированию. 

По мнению Даниила Сандлера, сама по себе персонификация обучения не даст нужного эффекта, если не завести в открытую образовательную среду активных работодателей и не дать им легкие (с точки зрения транзакции) возможности участвовать в профессиональном обучении, в том числе и через форматы собственных курсов дополнительного профобразования. В среду взаимодействия студентов и работодателей необходимо соответствующим образом включить также и академический персонал. Этим секретом в УрФУ пока не обладают на каком-то новом уровне, но уверены в том, что здесь и произойдет новое качество образовательных результатов.

«Долгий взгляд» как условие успеха

Когда на экспертной панели выделили время для вопросов участников, один из слушателей напомнил о соствшейся накануне дискуссии о том, как университету совместить задачу массовой подготовки кадров под текущие потребности экономики, и подготовки специалистов под передовые проекты. С одной стороны, действует профстандарт, который всегда базируется на опыте и как бы «цементирует» то, что уже известно. Но сущес­твенная часть университета должна работать на будущее. А про будущее никакого стандарта, даже теоретически, быть не может. Поэтому должно появиться некое конвенциональное соглашение о том, какой прогноз закладывается на будущее, для чего потребуется неформальная коммуникация с индустрией по прогнозированию того, что в ней будет востребовано (а не только анализ текущих вакансий).

Однако, по признанию Вячеслава Гойко, это на сегодняшний момент чрезвычайно сложный вопрос.

– Мы уже смотрели инвестиционные программы, какую-то статистику и так далее, но это настолько глобальная задача, что нужно едва ли не отдельный НИИ под нее создавать. И все равно не факт, что получится прогнозировать. Да, подступаться к ее решению, что-то делать – нужно. Но на тех данных, которыми мы сейчас располагаем, такое сделать невозможно. 

Почему? Мы все сейчас стали поклонниками «гибких подходов» и методологий – сегодня действуем так, завтра по-другому, размышлял далее спикер. Однако, стратегические проекты так не работают, они требуют взгляда на сотню лет вперед. Но обладаем ли мы – страна, общество – таким взглядом? Поэтому прежде необходимо понять и определиться – кто мы и куда идем. 

Что делает ИОТ эффективной

– В рамках идеи трансформации универ­ситетов, внедрения индивидуализации в учебный процесс мы разрабатываем платформу Modeus, – продолжил разговор генеральный директор ИОТ-университета Павел Музыка. – К нам присоединилось более 15 университетов. Помимо этого, мы широко анализируем практики российских и зарубежных вузов. На основе этого опыта можно сказать, что никакой отдельно взятый инструмент целостного эффекта в системе не даст, – всегда нужна совокупность инструментов, которые дополняют друг друга и усиливают. Необходимо жесткое понятное ядро, когда университет знает, каким должен быть выпускник, но при этом добавляет какой-то аспект гибкости: «А здесь ты можешь сам принять решение, попробовать сделать выбор». За счет этого повышается мотивация у студентов. И получаются разные выпускники на выходе за счет того, что они пробуют.

Индивидуализация подразумевает не только дисциплины по выбору, как это понимается традиционно. Под аббревиатурой «ИОТ» Павел Музыка предлагает считать расширяющийся набор практик, который постоянно прирастает новыми инструментами и подходами. Постоянны только три основных аспекта, которые должны появиться в университете, если он говорит про индивидуализацию или гибкую образовательную модель. 

Первый аспект – выбор для студентов. Не просто выбрать факультатив, как это принято во многих университетах. Это вряд ли можно назвать индивидуализацией. Выбор должен влиять на то, кем станет студент после университета. 

Второй аспект – практики, создающие конкурентную среду как между преподавателями, так и между студентами. Здоровая конкуренция порождает непрерывное повышение качества контента, внедрение новых форматов в преподавание и работу университета со студентами. Это своего рода раскручивающаяся спираль положительной обратной связи.

Третий аспект – чтобы спираль обратной связи запустить, необходимо собирать обратную связь со студентов, преподавателей, всей среды в университете, анализировать ее и использовать в управлении. 

– На примере взаимодействия с УрФУ мы хорошо видим важность конкуренции за ресурс, – говорит Павел Музыка. – И студенты очень легко включаются в эту конкуренцию. Например, студенты радиофака УрФУ всегда пытаются взломать систему. И это непрерывная гонка. То есть студенты пытаются «хакнуть» ее, а мы пытаемся ее защитить. Они придумывают еще один способ взлома системы, причем это не обязательно программный «хак», то есть это и социальные «хаки», но мы придумываем следующий способ защиты. И эта непрерывная гонка стимулирует студентов к некой динамике – они перестают быть пассивными участниками процесса, они в него включаются. Когда студенты видят, что, например, на интересующий их проект или курс места кончаются очень быстро, значит, нужно в этом семестре получить оценки получше, чтобы в следующем году иметь право записаться первыми на этот курс. Это очень важно для студентов. 

От «разморозки» университетов – к точкам изменения 

Говоря про гибкую образовательную модель, в которой выбор студентов является одним из элементов индивидуализации, и сравнивая ее со стандартной моделью, по которой сейчас работают многие российские университеты, Павел Музыка выделяет 4 ключевых точки изменения.

Первая: образовательные результаты и цели студентов. Студенты должны самостоятельно ставить цели. Именно здесь проявляется их самостоятельность, выработка позиции по поводу своего будущего. Исследования показывают, что в срок от полугода до полутора лет студент может научиться ставить эти цели. Вуз же дает возможность выб­рать, поставить цель, ошибиться без серьезных потерь (время, ресурсы и репутация), поставить новые цели и еще раз проверить. Практика регулярной постановки целей (правильно была цель поставлена или нет, устраивает она студента или нет), принятия решений, сравнения вариантов и верификации позволяет взращивать в нем важные навыки.

Вторая: чтобы это стало возможным, необходимо создать образовательное пространство, в котором у студентов появляется вариативность траекторий. По традиции считается, что у университета должен быть портфель учебных планов. Однако совокупность учебных планов, каждый из которых изолирован от всего остального пространства университета, не позволит создать открытую среду. Сначала необходимо «посмотреть сверху» на образовательное пространство университета, на его архитектуру – как мы хотим, чтобы оно было устроено? А уже затем можно это пространство отразить в виде учебных планов или любого вида отчетности, как требует того регулятор. Но первичен взгляд на целое. 

Третья: гибкость самих процессов в вузе. Сейчас университеты традиционно работают по модели стандартов, которые необходимо всем исполнять. Модель очень жесткая и меняется редко – один раз в 5 лет. Поэтому нужны гибкие процессы, позволяющие перестраивать пространство так, чтобы вносить в него новые элементы. Это значит, что процессы в вузе должны быть выстроены таким образом, чтобы если, например, в августе пришел индустриальный партнер с проектом и своим спецкурсом, то необходимо дать ему возможность уже в сентябре этот проект запустить. 

– Если сказать партнеру, что требуется переделать учебный план, поэтому приходите в следующем сентябре, то он больше не вернется, – уверен Павел Музыка. – Этот цикличный процесс должен пос­тоянно воспроизводиться на разных масштабах. Во-первых, на масштабе учебного плана на все время обучения, где мы анализируем прогноз рынка труда, какие нужны будут специалисты, и каждый год пересобираем учебные планы, «портфель» дисциплин. Во-вторых, внутри семестра, внутри года, когда у студентов появляются какие-то отклонения от нормы или «выбросы», мы должны их купировать, как-то адаптироваться. Процессы управления должны быть гибкими и внутри семестра, и внутри учебного года.

Четвертая: экосистема образования. Она должна быть построена не так, что университету дали госзадание, он его выполнил, выпустил группу по специальности, и выпускники отправились работать в индустрию. Так уже не работает. Нужна синергия трех важных акторов, где в центре находится студент, который уже в процессе обучения взаимодействует с индустрией, где регулятор не просто спустил ФГОСы, а тоже участвует в процессе. Эта синергия должна реализовываться и для того, чтобы гибкую модель поддерживать и воспроизводить, чтобы достигать требуемого качества. 

Павел Музыка выступает за организационную гибкость в университетах, подразумевающую культуру развития, внедрение инноваций и управление изменениями. Пока еще вузы, как он считает, очень консервативны. Поэтому сначала университет нужно «разморозить» и только потом можно запустить описанный спикером цикл. По опыту, обычно на «разморозку» уходит полгода-год в лучшем случае. 

Анализируя практики 60 мировых университетов из топ-40 рейтинга QS и 20 российских, команда Павла Музыки выделила 6 ключевых стратегических макроэффектов, которые получает университет, внедряя гибкую модель: сохранение контингента студентов, повышение качества преподавания, повышение процента трудо­устройства выпускников, быстрый вывод востребованных программ, рост идентичности и конкурентоспособности университета, создание ресурса развития. Для достижения каждого эффекта определен набор инструментов или практик. 

– Чтобы достичь эффекта целиком, нужно реализовать хотя бы две из трех-четырех практик, а лучше все, – поясняет Павел Музыка. – Потому что только в совокупности они дают эффект, необходимый университету.

«Вестибулярный аппарат» личности

Завершающую часть панели – педагогическую – провели заместитель директора Института образования ТГУ Сергей Степанов и эксперт института Лариса Смышляева, погрузившие аудиторию в тему самореализации в контексте цивилизационных и национальных ценностей.

Лариса Смышляева завела разговор о том, как работать с ценностными ориентациями современной молодежи:

– Ценностное самоопределение молодых людей, которые приходят в университет, всегда было заботой и предметом внимания. Сегодня, когда мир наполнен беспрецедентными сложностями, новыми явлениями, которые действительно непостижимы, непонятны и как-то сложно с ними договориться, – это действительно становится сверхважным предметом заботы. Мы имеем дело, прежде всего, с возрастом поздней юности – 18-23 года. Психологи очень правильно идентифицируют этот период жизни человека как диффузную идентичность, когда еще только складывается представление о себе, когда формируется «Я-концепция», когда ищутся ответы на вопросы: что для меня хорошо, что плохо – когда случаются самого разного вида пробы, и через них находятся ответы. И задача университета – помочь взрослеющему человеку пережить этот этап диффузной идентичности так, чтобы она не осталась с ним на весь период его взрослости. В этом смысле разговор о ценностях важен потому, что именно ценности специалисты определяют метафорой «вестибулярный аппарат личности». Это то, что помогает держать равновесие, помогает оставаться устойчивым. И стык аспектов – во-первых, юность, диффузная идентичность; во-вторых, понимание ценностей; в-третьих, поколенческие разрывы, отсутствие возможностей понимающего диалога между поколениями – тоже отражает время. С другой стороны, министр Валерий Фальков очень четко сформулировал государственную установку для сферы высшего образования – ключевым приоритетом сегодня выступает обретение технологического суверенитета страны и обретение национальной идентичности нашей молодежи. Но мы прекрасно понимаем, что технологический суверенитет не случится, если не будет суверенитета интеллектуального и мировоззренческого. Посыл министра, получивший продолжение на наших площадках, в том, что нам надо озадачиваться вопросом о создании со­циогуманитарных технологий. Потому что качество современного высшего образования сегодня трактуется в этой парадигме – человек, его благополучие, его самореализация как третий аспект образовательного результата, его самовыражение, его закрепляемость в профессии, его карьерные стратегии и сценарии. Все это сверхважно! И в этом смысле университет – то прос­транство и та среда, которые помогают взрослеющему человеку отвечать на эти вопросы.

Как считает Лариса Смышляева, у университета, как актора становления ценностных ориентаций молодежи, очень много ресурсов. Причем, они соотносятся не только с функционалом проректора по воспитанию и практиками воспитательной работы. Другая ресурсность иногда имеет более серьезный и более эффективный потенциал для решения этих задач. 

Приобщение к ценностям: педагогические ресурсы

Весной 2023 года Институт образования ТГУ вместе с коллегами из Федерального центра гуманитарных практик РГГУ включился в проект по исследованию новых современных способов духовно-нравственного воспитания студенческой молодежи и определению способов формирования трансляции традиционных российских духовно-нравственных ценностей в университетской среде. Команда исследователей сос­редоточилась на ресурсности университета. Рассуждая о том, как эту богатую ресурсность включить в решение задач становления традиционных российских духовно-нравственных ценностей, без которых не может состояться национальная идентичность молодого человека, они начали изучать, какие образовательные средства можно использовать для того, чтобы запустить ресурсность среды в современных условиях. 

– Для решения задачи становления духовно-нравственной идентичности студентов я не использую слово «формирование», – объясняет Лариса Смышляева. – Лучше подходит термин «интериоризация» как процесс присвоения того, что снаружи, приобщение к нему и переживание состояния причастности. Поэтому, говоря о том, как образовательными средствами содействовать работе с духовно-нравственными ценностями в университетской среде, мы будем более продуктивны, если рассмотрим ее через процессы интериоризации. 

Первая группа образовательных средств – то, что обозначается семиотикой среды. Не среда как таковая, а именно то, какие информационные потоки каким образом обозначены в университетской среде, как устроено пространство, как сделана расстановка для диалога – то есть те знаковые символические посылы, которые среда направляет молодому человеку, переживающему в ней моменты своего взросления. 

Не менее важно то, какой событийностью университетская среда наполнена. Почему событийность, а не мероприятия? Именно событие, как явление коммуникации между людьми, создает такие прецеденты и состояния как когнитивный диссонанс, эмоциональные потрясения, мощный эмоциональный отклик… 

– Есть некоторая уязвимость событийности в плане ее использования для интериоризации нашей молодежью традиционных ценностей, – рассуждает Лариса Смышляева. – Событийность иногда имеет либо отсроченные эффекты, либо краткосрочные. То есть мы видим после завершения события, какая эмоциональность включается в человеке, как он меняется, как обозначает изменения в себе, но сложно ответить на вопрос, на какой срок этот эффект сохранится. Это просто эффект от событий или действительно инструмент, с помощью которого возникает ценностная ориентация и вслед за ней ценность? В рамках нашей исследовательской работы совместно с РГГУ сообщества были обозначены ресурсом работы с молодежью для обретения ценностно-смысловых характеристик идентичности. Сегодня в университетах есть очень много практик, которые работают по принципу неформальных профессиональных сообществ. И именно в этих практиках, этих коммуникациях, этой атмосфере диалога, рефлексии, эмоционального отклика и живых коммуникаций рождаются как раз те смыслы и позиции, которые становятся для человека жизнеспособными и приоритетными. 

На сегодня, как считает Лариса Смышляева, не в полной мере актуализированы некоторые важные ресурсы. К примеру, арт-практики. Во многих университетах страны, особенно педагогических, создаются подразделения, которые обозначают себя как структуры, работающие в логике арт-педагогики. Эти профессиональные сообщества исследуют эффекты воздействия средств культуры на становление ценностей молодежи. Понятно, что кино, театр, живопись, с одной стороны, очень мощно отражают культурный код страны, народа, а с другой, вызывают сильный эмоциональный отклик. Поэтому вовлечение в проживание такого опыта арт-практик эмоционально позволяет понять историю страны, ее память, историческую культуру, традиции, а еще и стать причастным к ней через механизм эмоциональной связи. 

Еще одна группа средств, как способ влияния на становление национальной идентичности молодежи, – это использование идеи героев сов­ременности или прошлого. Любая молодежь в любую историческую эпоху живет в категории героев своего времени. И в этом смысле, по мнению Ларисы Смышляевой, педагогическая задача – анализировать, разбираться, осмысливать тех героев, которые сегодня молодым людям интересны и могут стать для них мировоззренческой опорой и образцами – смысловыми и поведенческими.

– Пять групп педагогических образовательных средств: событийность, семиотика среды, героика, сообщества и арт-практики – бесспорно, окажут эффективное воздействие тогда, когда будут как-то синергийно, экосистемно использованы, – уверена Лариса Смышляева. – Не разрозненно, не эпизодически, а тогда, когда будут работать в совокупности через интеграцию своего потенциала. Использование этих средств в такой синергийности мы обозначаем как «сквозной образовательный формат». Это словосочетание, мне кажется, наполнено большим технологическим потенциалом, и мы можем сегодня анализировать, обнаруживать, переводить в плоскость практики этот технологический потенциал. Но нужна еще дополнительная работа, и мы капитально сейчас ею озабочены – пробуем осмысливать, как под современные социокультурные контексты можно технологизировать то, что является классикой. 

«Ловушки» гибридной реальности

– Мы – наследники версии Галины Николаевны Прозументовой, которая говорила о становлении человека в совместной деятельности, – дополнил коллегу заместитель директора Института образования ТГУ Сергей Степанов. – Это полностью совпадает с убежденностью наших предков о том, что человека без сообщества не бывает. И в этом смысле всякие декарто-ньютоновские версии про механистическое расчленение до бесконечно малых, а потом соединение в целое, не работают. Социум не позволяет нам упрос­титься. Мы должны мыслить совершенно другим протоколом – не механистическим, не расчленяя. Мы должны воспринять сложность как целое. И мне приятно, что от фокусировки на производственном процессе, на программе, которая преобразует старшеклассника до выпускника, мы начинаем думать о среде, об условиях, в которых он, действуя и решая задачи, становится другим. Он должен уметь работать с горизонтом будущего, заглядывать в эту неопределенность. С другой стороны, если он боится, если подвержен соблазнам, если не сможет преодолеть какие-то психологические вещи и саморегуляция не поможет устоять перед трудностью, дойти до результата, то все наши вложения, все «заморочки» рассыплются. И в этом смысле закрепить стержень, выстоять, дойти до результата – здесь является базовой задачей. Иначе все вложения будут бессмысленны. 

Сегодня молодой человек живет в гибридной реальности. Если раньше его окружение сос­тавляло 10, 20 или даже 100 человек, которые могли что-то ему посоветовать, и он свое мнение о себе составлял по ним, то сегодня в какой-нибудь соцсети 1 000, а то и 5 000 человек высказывают мнение о его посте. И отношение к тому, как о тебе высказались, совсем другое. Это существование в гибридной реальности приводит к тому, что океан выбора кажется бесконечным. Но это иллюзия. Исследования говорят, что наличие более 5-6 вариантов выбора приводит к тому, что человек вообще отказывается его делать. Но если меньше – то и никакой осознанности не возникает. 

– Предыдущая эпоха показывает, что такое неосознанные люди, – привел пример Сергей Степанов. – Им маркировку поменяли, и они тут же из неверующих в Бога становятся верующими. Не в этого, так в другого. Но тогда возникает вопрос: будет ли это человек «с царем в голове»? В гибридной реальности существовать надо как-то по-другому, соединять в себе другие типы знания. И сегодня про короткий путь от 18 до 24 лет существует масса исследований, которые показывают, что самое главное – это опыт самостоятельного решения задач неопределенности. Американские нейрофизиологи из Калифорнийского университета в 1999 году обнаружили, что максимальное образование синаптических связей в лобных долях, обеспечивающих процессы моделирования, прогнозирования и решения задач неопределенности, складывается в 20-24 года. До этого периода функция есть, но она не будет развита, если в этом возрасте перед человеком не поставят сложные задачи из реальности. 

Студенты в соцсетях часто сетуют на бытовые условия, потому что, перебравшись из теплой жизни в семье в самостоятельную жизнь, они должны ее обустроить.

– Не будет у человека никакой саморегуляции и устойчивости, если он свой быт не построит, – считает Сергей Степанов. – Не будет никакой дееспособности, если не выстроит отношения, во-первых, со своей парой, а во-вторых, с друзьями. Не будет никакой эффективной совместной деятельности, если не умеешь строить отношения. И в этом смысле его общественная роль, общественная позиция – это не менее значимая образовательная задача, чем учебная. Поэтому минимальная структура четырех сфер должна анализироваться и структурироваться в педагогическом сознании. 

Если говорить о достижении, о цели высшего образования, то претензия должна быть на то, чтоб человек превратился в правителя нового уклада, и в этом смысле решающим устремлением в жизни на входе является не ученость, не «умность», не ориентированность на доход. Выбор должен быть в пользу способности мечтать и дерзать, идти на риск ради достижения своей мечты. 

Желая подготовить людей, которые сумеют решать реальные жизненные проблемы, для студентов часто создаются искусственные, опекаемые условия в хороших аудиториях, в лабораториях. Но больше эффекта дало бы участие студента в решении актуальных, современных, насущных задач в настоящих производственных условиях. 

Принципиальный вызов

Итак, человек научился ставить задачу, он стремится к цели, но дойдет ли он до нее по пути реальности, неизведанности, а не в искусственно хороших условиях? Университет – это место, которое разворачивает образовательный процесс, основанный на реальных ситуациях. 

– Мне кажется, это принципиальный вызов, который ставится сегодня, – поясняет Сергей Степанов. – Если наша претензия – воспроизвести жизнь в новой реальности, то это претензия тех, кто мечтает о ней, кто стремится к этой реальности, кто вкладывается в то, что будет дальше. Эту ценность, двигающую человеком, мы под­крепляем и все время сохраняем.

– Мы много говорим о том, что между субъектами университета как-то распределена задача воспитания и становления ценностей, – напомнила Лариса Смышляева. – Наверное, это не очень продуктивно. Почему и возникает запрос на создание социогуманитарных технологий, которые будут интегрировать задачи политик, субъектов, проектов, процессов в единой фокусировке на формировании ценностей. Другое дело, что создать сквозной образовательный формат как некоторый образ того, как должно быть, – это технологически непростая история. И субъектно она непростая. Ее надо сначала спроектировать, а потом начать как-то осмысливать в действии. Про это наш проект с РГГУ. Мы даже для себя взяли такое смелое словосочетание «новая мода на воспитательную работу»: от мероприятия – к осмысленной причастности человека к тому, что он проживает в университете.

Подготовил Алексей Батанов

*См. подробнее «Университетское образование должно претерпеть серьезную трансформацию» / «Аккредитация в образовании», №148. https://akvobr.ru/new/publications/532
[1]См.подробнее «УНИКальные кейсы с доказанной эффективностью»// «Аккредитация в образовании», №140. https://akvobr.ru/new/publications/448