Вопрос доверия

Инструменты есть

Тон конференции задал председатель Национального аккредитационного совета (НАС), академик Российской академии образования Виктор Болотов, озвучив уже известную идею о том, что при прохождении вузом аккредитации могут учитываться результаты рейтингов. Университету, находящемуся в топе авторитетного рейтинга, можно вообще давать аккредитацию автоматически. Вопрос в том, каким рейтингам можно доверять, ведь их много? Как считает Виктор Болотов, проблему решила команда Владимира Наводнова, создавшая инструментарий – агрегированный рейтинг, который позволяет учитывать многообразие рейтингов. Это, по мнению председателя Нацаккредсовета, серьезный шаг для использования результатов рейтингов при аккредитации вузов. 

Член комитета Государственной Думы ФС РФ по образованию и науке Ольга Пилипенко напомнила о том, что в Федеральном законе № 273, регулирующем сферу образования, существуют все необходимые инструменты и механизмы по оценке и по гарантиям качества образования. Инструменты по управлению качеством системы образования и государственному регулированию формально есть – это государственная аккредитация и лицензирование, а также внешняя ­­оценка – международная и профессионально-­общественная аккредитации. 

– Уйдя от регулярной госаккредитации к бессрочной, мы сформировали вместе с тем новую миссию Рособрнадзора, – рассказала депутат. – В нее входит достижение общественно значимых результатов, связанных с минимизацией рисков причинения ущерба или вреда ценностям, охраняемым законом, – доступности образования, его качеству, а также здоровью и безопасности обучающихся. Мы работаем вместе с Рособрнадзором и профессиональным сообществом над тем, чтобы определить риски, которые являются опасными для этих ценностей. Действующие инструменты оценки качества подготовки сегодня недостаточно эффективны и не позволяют его улучшить. Поэтому Ольга Пилипенко перечислила предпосылки для разработки нового подхода к организации оценки качества образования. Во-первых, это принятие федерального закона о государственном (муниципальном) контроле/надзоре, основными положениями которого является минимизация рисков причинения вреда или ущерба охраняемым законом ценностям на основе риск-ориентированного подхода. Во-вторых, это разрыв Болонского соглашения и, как следствие, задача по созданию суверенной системы высшего образования с парадигмой национальных ценностей, охраняемых законом, – доступности, качества, охраны здоровья и безопасности жизни обучающихся. 

В-третьих, это вынужденная быстрая цифровая трансформация деятельности образовательного учреждения и образовательной ­программы. В-четвертых, это перспективы внедрения Федерального государственного образовательного стандарта (ФГОС) 4.0, подразумевающего модель «2+2+2» и интегрированную аспирантуру. 

В-пятых, это новый перечень укрупненных групп специальностей и направлений (УГСН), которые потребуют пересборки федеральных учебно-методических объединений (ФУМО). 

Получить данные не удалось

Ольга Пилипенко рассказала о том, что Госдума с профессиональным сообществом подготовили проект изменений в положения ФЗ-273 о роли ФУМО, который отправлен сейчас на экспертизу в Правительство РФ и Администрацию Президента России. 

– В условиях меняющихся вызовов без ФУМО, которые будут объединять специалистов и кафедры всех вузов, где реализуются те или иные направления и специальности, мы не сможем никаким образом улучшить качество образования, – пояснила депутат. – Пересборка ФУМО в обязательном порядке необходима. Без этого мы не сдвинемся и никаким образом не повлияем на качество самих образовательных программ, какие бы компетенции не были записаны в новых ФГОС. Конечно, надо учитывать, что идет проектная персонализированная траектория обучения, а также гибкие образовательные программы. 

Ольга Пилипенко назвала реальные ожидания образовательных организаций. Среди них назван классический переход на риск-ориентированный подход. В связи с этим образовательные организации должны понимать, с чем связана их деятельность, где они могут «просесть». Для этого необходимо постоянно менять собственные программы развития, что можно делать, уверена депутат, и на основе рейтингов, и на основе внешней оценки качества образования. 

– Недавно образовательные организации проходили аккредитационный мониторинг, – указала она. – Но те показатели, которые были, я изначально настаивала на том и продолжаю настаивать, абсолютно не отражают качество образования. Может быть, два-три можно оставить из тех, что были. Но ни динамику развития образовательной организации, ни динамику развития образовательных программ, ни ответы на запросы общества и интересантов они никак не отражают. 

Образовательные организации ждут и увеличения автономии вуза с точки зрения усиления роли органов самоуправления – наблюдательных и попечительских советов, которые должны стать одними из общественных органов, имеющих возможность влиять в первую очередь на формирование политики гарантий качества и обеспечение открытости данных. Для недавнего мониторинга, как отметила представитель Госдумы, образовательные организации все равно сами заполняли все данные, отдельно выбирая образовательные программы. Рособрнадзор не смог из открытых данных, размещенных на сайтах организаций, получить показатели, которые можно было бы оценить. Обещали, что, может быть, к следующему году система «добычи» данных все-таки заработает.

Образовательные организации, несмотря на то что понимают риски, связанные с их оценкой, все равно ждут общественное обсуждение ключевых стратегических и тактических документов, которые принимают: программы развития, ­программы гарантии качества. Все эти инструменты должны повлиять на изменение самих обязательных требований, которые иногда могут не быть выполнены в обязательном порядке, например, из-за отсутствия какого-то оборудования. 

Гарантия или удовлетворенность?

– Что такое качество образования – гарантия соответствия требованиям стандарта или все-таки удовлетворенность всех заинтересованных сторон? – задается вопросом Ольга Пилипенко. – Международный механизм – это в большей степени удовлетворенность. На мой взгляд, тоже удовлетворенность. Если все участники отношений удовлетворены трудоустройством, заработной платой, работой своих выпускников, довольны и родители, и выпускники, и преподаватели, и обучающиеся во время образовательного процесса обстановкой, условиями, тогда, соответственно, и будет качество. В любом случае механизмы соответствия и удовлетворенности должны быть каким-то образом совмещены. 

Чтобы учесть интересы различных групп в обеспечении качества образования, Ольга Пилипенко предлагает в первую очередь корректировать не образовательные программы, а программу развития образовательной организации. Например, какие-то образовательные программы и профили могут быть закрыты на год, другие могут быть, наоборот, усилены, скорректированы компетенции. Это и есть гибкость.

– Кто сегодня контролирует требования и критерии качества образования, которые включаются в различные виды негосударственной аккредитации? – продолжает спикер. – Сами организации, которые проводят профессионально-общественную аккредитацию! На сайте министерства выставлено около более сотни таких организаций, а кто-то проверил их компетентность? Насколько выставленные требования являются актуальными и насколько они действительно оценивают качество образования? Формирование критериев к самим организациям, которые проводят аккредитацию, – одна из задач, которую нам надо поставить перед собой. 

Как сама образовательная организация гарантирует и развивает инструменты гарантии качества образования? В механизмах внутренней оценки или в программах, которые сами же прописывают? Или это стихийно принимаемое решение – сегодня пройдем международную аккредитацию по такой-то программе, завтра – профессионально-общественную? Что от этого будет иметь сама образовательная организация? Как учредитель будет в дальнейшем учитывать эти результаты? Как будет учитывать их Рособрнадзор при принятии решения? Этих механизмов сегодня нет. В законе прописано, что Минобрнауки может учитывать результаты. Но хочет ли учитывать? Нигде не учитывает. В рейтингах тоже не учитываются. Для чего организация тратит деньги, в том числе, и на госаккредитацию при открытии новых образовательных программ? Где гарантия того, что будут удовлетворены все, кто сделали запрос на образовательную программу? Как будет дальше оцениваться ее эффективность? Как общество будет оценивать эту программу? Вопросов много.

Как считает Ольга Пилипенко, нет четкого ответа и на вопрос о том, как измерять гарантированные законом качество образования и его доступность, безопасность жизни и здоровья обучающихся? Например, доступность образования сегодня измеряется контрольными цифрами приема. Представители Минобрнауки на отчете в Госдуме заявили, что число бюджетных мест на 86 тысяч увеличено. А качество образования от этого улучшилось или нет? В профильном комитете Госдумы говорят о том, что в инженерном образовании вообще не нужно увеличивать число бюджетных мест, лучше пересмотреть подход к содержанию образовательных программ. В советское время, например, в конструкторском бюро предприятия работало 40 человек, столько же технологов. В каждом цехе были свой технолог и конструктор. Но сегодня их во многом заменяют автоматизированные системы. Представители предприятий признаются, что им требуется два-три ­конструктора, да еще, может быть, всего на ­несколько лет.

– Необходимо пересмотреть механизмы целевого обучения, – предлагает Ольга Пилипенко. – Предприятие или организация не могут заказывать целевое обучение по техническим специальностям и направлениям на 5-6 лет вперед! У нас горизонты планирования на предприятии 2-3 года, а у малого бизнеса и того меньше. Поэтому я сделала бы акцент на целевом обучении. Предлагаю ввести аккредитационный показатель, который говорил бы о том, сколько договоров на целевое обучение заключено в последний год обучения студентов. Это и практика – предприятие заберет на преддипломную практику своего будущего выпускник по договору о целевом обучении, а он будет знать о том, что гарантированно придет на это предприятие. За год будущий специалист познакомится с предприятием, выполняя курсовые проекты, проходя преддипломную практику и защищая диплом по тематике предприятия. Мне кажется, это более гибкий подход. Этакое «добровольное распределение», которое закроет потребность в нехватке кадров. 

Совершенствовать процедуру оценки качества образования депутат предложила по нескольким направлениям. Она считает, что каждая образовательная организация должна сформировать ­программу по развитию системы гарантии качества, которая должна стать составной частью университетской программы развития. Программа развития системы гарантии качества и ответственность вуза позволят видеть, куда он собирается двигаться с точки зрения повышения качества образования. Кроме того, Ольга Пилипенко предлагает аккредитовывать организации, занимающиеся профессионально-­общественной аккредитацией, а для этого должны быть разработаны четкие критерии и требования. А если Минобрнауки или учредитель уже учитывают в различных процедурах наличие аккредитации у университета, то это должна быть только та организация, которая сама прошла внешнюю оценку. 

В режиме турбулентности

Ведущий аналитик Центра развития высшего и среднего профессионального образования Российской академии образования, директор Центра изучения проблем профессионального образования Ольга Олейникова призвала коллег обращать внимание на зарубежный опыт, что, впрочем, так или иначе делается, по ее ­  ­признанию, еще с советских времен. Сейчас в международном пространстве бытует мнение о том, что мы живем в мире VUCA, ­характеризующемся неопределенностью, которая создает серьезные проблемы и увеличивает риски. В такой ситуации невозможно строить долгосрочные стратегии, поскольку неизвестно, что нас ожидает завтра. Название VUCA произошло от аббревиатуры английских слов «нестабильность», «неопределенность», «сложность», «неоднозначность». Живя в таком мире, нужно понимать, какие новые компетенции и умения необходимо развивать и включать в образовательные программы как результат обучения. 

Доклады международных экспертов предлагают ключевой набор компетенций, наиболее подходящих для этого «турбулентного» времени. Среди них когнитивные фундаментальные, которые позволяют адаптироваться в меняющейся реальности: гибкость, открытость, критическое мышление, управление изменениями. Следующая группа – социально-экономические и культурные, к которым относятся коммуникации, взаимодействие, командная работа, эмпатия, умение учиться. Далее – технические цифровые компетенции. И завершают список компетенции для устойчивого развития, поскольку на повестке дня всегда остаются сохранение экосистемы планеты и благополучие. 

Некоторые международные эксперты, учитывая то, что любые проблемные периоды дают новые возможности, уже начали расшифровывать VUCA другими словами: «видение», «понимание», «ясность», «гибкость». То есть, подстроившись и учитывая данные, мы должны просто иметь в виду, как определять задачи, как фокусироваться на желаемых результатах, как выстраивать стратегические цели, как учитывать различные точки зрения, прежде чем принимать решения, как мыслить критически и прогнозировать возможные сценарии. 

Меньше денег – больше активности

Макротренды в мировой высшей школе, которые прослеживаются в документах международных организаций по образованию, Ольга Олейникова тоже разделила на несколько групп. Список возглавляют социальные, среди которых выделяется рост спроса на гибкие удобные формы обучения. В России тоже такой тренд существует, и он подразумевает усиления инклюзии в преподавании и обучении, рост популярности и востребованности microcredentials – микросвидетельств, подтверждающих успешное прохождение небольших курсов и освоение конкретных компетенций по запросу работодателя. 

– Сейчас в мире это мейнстрим, – уверяет Ольга Олейникова. – Все, особенно компании, занимаются microcredentials, и очень часто это  делается вместе с университетами или колледжами профобразования. В России это еще не очень развито, но в многих компаниях уже начали осваивать. Я знаю, что в Госдуме этот вопрос обсуждали, но, судя по всему, у нас его понимают совсем не так, как в мире. Это очень интересная система, которая дает, в том числе, микробейджи. В ней есть градация, как можно подтверждать, сертифицировать любые маленькие курсы и освоение каких-то компетенций. Очень важный момент, потому что в мире сейчас любые серьезные квалификации можно набрать через маленькие. Реформа квалификаций проходит во всех странах, многое пересматривается, поскольку обучение стало более прикладным, что влияет на рынок труда в мире и каждой стране в отдельности. 

Следующая группа макротрендов – технологические, подразумевающие использование искусственного интеллекта. В связи с этим Ольга Олейникова прогнозирует стирание границ между очным и дистанционными форматами обучения. Практически все университеты мира внедряют такую форму. Цифровые инструменты упрощают сложные процессы и позволяют большему количеству людей создать цифровой контент. 

Далее из международных докладов выделена группа экономических макротрендов в высшем образовании. Сегодня практически во всем мире сокращается финансирование высшего образования, и связана эта тенденция с общей ситуацией на рынке труда и в финансовой сфере. Ожидается, что университеты, получая меньше денег от государства, станут намного больше делать внутри своих структур, будут более креативными, самостоятельными и, соответственно, более активными в зарабатывании денег. 

Следующая группа – экологические тренды. Изменение климата все больше влияет на разные аспекты жизни и деятельности, поэтому и «зеленая повестка» также актуальна. Важно ­интегрировать это в академические программы и институциональную деятельность вузов, поэтому очень многие университеты мира сейчас преподносят себя как «зеленые» и занимаются раздельным сбором мусора, используют не бумагу, а электронные носители, и т. п. Среда, в которой обучаются студенты, заставляет их думать об экологии и будущем планеты. Кроме того, технологии снижения воздействия на окружающую среду катастрофически запаздывают, поэтому очень многие научные разработки в университетах ­посвящены сейчас этой тематике. ­

Тенденции 2024 года

Среди тенденций и вызовов, определенных в глобальной системе образования на 2024 год, Ольга Олейникова выделяет несколько основных, среди которых лидирует потребность в безопасности данных и защите от киберугроз. Практически во всех документах международных организаций это приоритетное направление. Как университеты отвечают на этот вызов и какие возникают инициативы в области кибербезопасности и защиты данных? Рассматривается специальное программное обеспечение, создаются специальные рабочие группы и комиссии, формируется культура безопасности через обучение, тренинги и формирование новых компетенций. В целом формируется политика в области обеспечения безопасности данных.

Второй вызов – повышение внимания к благополучию психического здоровья студентов и преподавателей. Много говорится о здоровье преподавателей, поддержке и финансировании инициатив по охране психического здоровья в университетах. В вузах открываются центры, которые помогают психологической поддержкой студентам и преподавателям, разрабатываются специальные программы адаптации. Значительное внимание уделяется новым умениям преподавателей по выявлению проблем и поддержке студентов. Для поддержки ­психического здоровья разрабатываются цифровые технологии и инструменты. 

Следующий вызов, который выделяют международные эксперты, – повышение спроса на ­гибридные и удаленные формы работы. Судя по опросам, проведенным ведущими вузами, очень многие студенты сейчас хотят обучаться только онлайн. Университеты отвечают на этот запрос новой кадровой политикой – расширением ­кадрового резерва, привлечением сотрудников из других стран и регионов, поиском баланса между очной и удаленной работой преподавателей, разработкой новых процедур и регламентов. Внедрение технологий для поддержания удаленной работы, включая технологии совместной работы и безопасности, тоже является очень важным направлением, прорабатываемым в университетах. В связи с этим происходит оптимизация рабочих пространств, что можно увидеть уже во многих вузах. 

Список макротрендов в мировой высшей школе продолжает совершенствование гибридного и онлайн форм обучения. Из-за большого спроса на такого рода обучение в университетах для совершенствования процесса внедряются разные механизмы, создается и развивается соответствующая инфраструктура, возрастает забота о кадровом обеспечении на каждом этапе, расширяется спектр форм и форматов обучения, ведется работа с поставщиками платформ, создаются ­программы с командами разработчиков и модернизируются образовательные пространства. 

Важным вызовом, который отмечают международные эксперты, является принятие решений и управление на основе данных. В России тоже много говорится о больших данных и их использовании. В сфере образования даже создана федерация, изучающая эти процессы. Теоретически, как считает Ольга Олейникова, у нас уже очень много всего сделано. Дело за практическим аспектом. Ведущие университеты мира отвечают на этот вызов увеличением числа специалистов по анализу и управлению данными, в том числе, за счет их непосредственной подготовки, формированием инфраструктуры данных, разработкой принципов управления и программ, поддерживающих централизованные системы данных и отчетности, внедрением новых решений, которые упрощают и повышают эффективность анализа и интерпретации данных. 

На последнем Всемирном экономическом форуме очень много говорили об университетах и среди прочего о том, что с современными вызовами могут справиться самые известные из них, а вот обычным придется очень трудно, если только они не объединятся и не будут сотрудничать. 

Улучшение показателей

– На этом же форуме говорили о рейтингах, – отметила Ольга Олейникова. – Мы знаем, что их большое количество, и многие наши университеты участвовали в международных рейтингах. Каждый из них рассматривает свои аспекты, но, как бы мы их не критиковали, они все равно служат тому, чтобы повысить качество высшего образования. В любом случае, участвуя в таких мероприятиях, университеты улучшают свои показатели. В нынешнем году на ВЭФ были представлены первые результаты рейтинга Times Higher Education. В нем всего 13 показателей, и основные параметры связаны с измерением доли иностранных сотрудников и иностранных студентов, исследованием академической репутации для определения статуса университета среди иностранных ученых за пределами своей страны, изучением того, как объединяются усилия в международных исследовательских проектах. В этом рейтинге участвуют сильнейшие университеты мира, потому что хотят улучшить свои показатели и быть конкурентными. 

– Если проанализировать 2016 и 2024 годы, – делится наблюдениями спикер, – исследования, выполненные университетами Сингапура с ­участием международных партнеров, в 2016 году составляли 53%, а в 2024-м – уже 68%. Исследований в рамках международного сотрудничества в университетах Швейцарии было 60%, стало 67. Исследований в рамках трансграничного сотрудничества у университетов Великобритании было 50%, а сейчас уже 59. В Гонконге этот показатель в 2016-м вообще был на нуле, а сейчас  73%. Теперь мы понимаем, почему университеты Гонконга вышли в передовые. Они поставили перед собой задачу – серьезно развивать эти направления. Этим занимается сейчас весь мир. Сегодня в России ­специфическая ситуация, но она будет не всегда. Мы можем сотрудничать с дружественными странами, а их огромное количество. Поэтому я думаю, что интернационализация образования, о которой говорим очень много, все равно остается на повестке дня. 

«Ты точно специалист?»

– Нужно понять, насколько международная аккредитация будет способствовать качеству образования, – продолжил разговор ректор Московского психолого-социального университета, руководитель аппарата Российского профессорского ­собрания Андрей Панарин. – Мне кажется, я нашел для себя вывод, зачем нужна международная аккредитация. В прошлом году в ряде высших учебных заведений нашей страны запустили пилотный проект по переходу от бакалавриата к базовому и специализированному высшему образованию. И я понимаю иностранного студента, которому будет выдан российский диплом. Как будет он себя чувствовать по возвращении на родину и доказывать, предъявляя диплом о базовом высшем образовании, что действительно является компетентным специалистом? Именно международная аккредитация здесь и будет подтверждением того, что оконченная базовая ­программа действительно соответствует каким-то международным стандартам. Тем не менее, я ­поставил бы вопрос – драйвер ли это для качества российского образования?

Андрей Панарин рассказал о том, как профессионально-общественная аккредитация сегодня «чувствует себя» в российском пространстве. Так, на сайте Минобрнауки РФ на 1 ноября 2023 года числилась 121 организация, занимающаяся такой аккредитацией. Портрет или ландшафт организаций, заявляющих о том, что они занимаются ­ ПОА,  согласно исследованию, выглядит следующим образом. У более 50% не работают сайты, 30% не указали то, что проводят профессионально-общественную аккредитацию, только 25% ­разместили регламент ее проведения. В результате, по мнению Андрея Панарина, лишь 11 организаций доказали полномочность проведения ПОА и 7% информируют об обучении экспертов. 

– Почему Минобрнауки и Рособрнадзор не принимают, не учитывают, не засчитывают, не дают преференции аккредитуемой образовательной программе, если у нее есть профессионально-общественная аккредитация? – объясняет спикер. – Могу их понять. Потому что не ясен ландшафт этих организаций. Как ректору университета, мне поступают предложения получить бумагу, или купить – не знаю, какой глагол употребить – свидетельство о профессионально-общественной аккредитации. И начинаются торги от 20 тысяч. Но, в принципе, можно и за десять тысяч эту бумажку купить. Наша задача – этот базар перевести в рынок, если сможем. Поэтому в рамках Российского профессорского собрания и профессорского форума было проведено заседание трех общественных советов (Минобрнауки, Рособрнадзора и Минпросвещения), и был заслушан вопрос о состоянии профессионально-общественной аккредитации. На заседании сформирована рабочая группа и определены две основные цели: обеспечение полномочности организаций, проводящих ПОА, корректность их деятельности, а также совершенствование общественного контроля. 

Андрей Панарин высказался по поводу идеи Ольги Пилипенко возложить функции по аккредитации организаций, проводящих профессионально-общественную аккредитацию и независимую оценку качества подготовки обучающихся, на государство:

– Я бы полностью не возлагал эту задачу на государство. Есть аналогичный пример в строительной области. Это саморегулируемые организации – сам рынок регулирует участников и их добропорядочность, корректность работы и так далее. Там есть некие страховые взносы. На наш взгляд, необходимо добросовестным аккредитаторам, компетентным, которые соблюдают кодекс внутренней этики, самим навести порядок и заявить о том, что создано такое движение. Регулятор или законодатель могут ввести на уровне законов или подзаконных актов какие-то регламентирующие порядки, но я все-таки не отдавал бы государству аккредитацию организаций, проводящих профессионально-общественную аккредитацию и независимую оценку качества подготовки обучающихся. Тогда, наверное, будет вообще трудно развести понятие процедуры и регламента, потому что профессионально-общественная аккредитация не должна совпадать с процедурой госаккредитации. Должны быть какие-то отличия, и они есть. Я фактически призываю профессиональную общественность к тому, чтобы навести порядок. Если мы наведем этот порядок, тогда сможем говорить руководителям федеральных органов исполнительной власти о том, что у нас создан ландшафт организаций, которые занимаются аккредитацией, и можем презентовать наши регламенты, экспертов, процедуры, опыт и так далее. И тогда, я думаю, будут сделаны правильные выводы. А в настоящий момент мы доводим до ректоров университетов, что такое движение есть, работа ведется, и не имеет смысла покупать свидетельство о профессионально-общественной аккредитации за 10 тысяч рублей. Потому что если они будут продолжать покупать, то фактически она никогда не займет то достойное место, определенное ей в законе «Об образовании».

Система оценивания

Как отметила первый проректор, проректор по образовательной деятельности РУДН им. П. Лумумбы Юлия Эбзеева, к рейтингам можно относиться по-разному. Существуют же разные системы оценки в школе? Каждый родитель, когда оценивают его ребенка, относится к системе оценки по-разному. Наверное, некоторым не нравится оценка, потому что дети нервничают. Другим нравится, потому что они видят, что в реальности происходит с их ребенком. Но ничего лучшего пока люди не придумали. Поэтому система оценивания, пусть она пятибалльная или стобалльная, в школе сохраняется. Приблизительно то же самое происходит и с рейтингами. 

– Почему-то, когда мы говорим о рейтинге, то имеем в виду сразу англо-саксонские рейтинги, – рассуждает Юлия Эбзеева. – Из 17 ведущих рейтингов, существующих сейчас, а вообще их огромное количество, всего четыре англо-саксонских. Но так получилось, что, наверное, они одни из самых влиятельных. Поэтому, когда мы вспоминаем рейтинг, наверное, в первую очередь у нас возникает ассоциация с QS или Times Higher Education. Но, с точки зрения человека, который занимается давно и профессионально рейтингами, одним, наверное, из самых объективных рейтингов в мире, является Шанхайский рейтинг, потому что в нем существует достаточно объективная ­система оценки. И опять же, нужно иметь в виду, что, говоря про рейтинги, мы прекрасно помним отношение общества к ним – сначала непонимание, для чего это нужно, потом в силу определенных причин была погоня за рейтингами, потом последовало резкое отторжение и так далее. Как и в школе кто-то учится лишь ради оценки. Так же с рейтингом – можно гнаться именно за позициями и делать это самоцелью, и тогда рейтинг как таковой теряет свое значение для университета. А можно учитывать пожелания, которые дают эксперты. В хороших рейтингах работают сильные аналитики, и они приблизительно понимают, что запрашивают заинтересованные стороны.

Юлия Эбзеева напомнила, что в РУДН обучаются студенты из 160 стран мира. На первом и ­последнем курсах проводятся опрос, и студенты, отвечая на вопрос о том, что повлияло на их выбор в пользу РУДН, стабильно называют рейтинги. Этот ответ всегда занимает среди прочих первое и второе места. У студентов из России этот ответ на протяжении ряда лет на втором-третьем местах, но у иностранцев – всегда на первом. 

– Очень важно сформировать свои конкурентоспособные рейтинги, – уверена проректор РУДН. – Даже в Советском Союзе всегда учитывали опыт всех университетов. Чтобы быть лидером, надо понимать, кто впереди, а кто позади тебя. Поэтому нужно делать так, чтобы наши рейтинги были конкурентоспособными. Раньше, допустим, я формировала какие-то научные блоки, и мы следили именно за продвижением тех же англо-саксонских университетов, но сейчас, честно говоря, это неинтересно. Гораздо интереснее наблюдать за вузами Китая или Индии, потому что столь ­быстрого движения не показывал ни один западный университет. 

В настоящее время Россия выступает полноценным участником мировой системы, и ни одна геополитическая ситуация не сможет это изменить. Несмотря на существующий контекст, уровень интернационализации российских вузов растет. Они участвуют в международном рейтинговании, совершенствуют нормативную базу, вводят новые совместные образовательные программы, развивают цифровую образовательную среду. И сегодня российские университеты в использовании искусственного интеллекта занимают лидирующие позиции. Их уровень цифровизации гораздо выше уровня многих ведущих западных вузов. 

Конкурентное преимущество

– Я никогда не смотрю рейтинги, в которых наш МГУ скатывается где-то во вторую сотню, – призналась Юлия Эбзеева. – Они не объективны. Нужно смотреть именно те рейтинги, которые показывают более-менее объективную картину. Но в последнее время и абитуриенты, и выпускники уделяют гораздо большее значение не мировым институциональным рейтингам, а отраслевым и предметным. И здесь узкопрофильные вузы могут иметь возможность занять гораздо более высокие позиции, чем большие классические университеты. Умение просчитать тенденции развития образования на основе результатов рейтингования дает университету конкурентное преимущество. Одним из факторов, влияющих на выбор абитуриентами образовательной организации, остается ее имидж, формируемый все в большей степени ее позициями в международных университетских рейтингах. Но есть небольшой нюанс. Российские студенты очень часто выбирают слово, которое мы употребляем в опросе по отношению к университету, – «престижный». Никогда ни один иностранец не выбрал бы как фактор влияния престижность университета. Зато они очень отзываются на словосочетание «высокий имидж» или «низкий имидж». Можно отказаться от слова «имидж», но репутация и качество всегда были и будут оставаться главными составляющими, на что реагируют абсолютно все. Большинство исследований сосредоточено на методологических различиях мировых университетских рейтингов. Однако не менее важно отслеживать статус рейтингов и его изменение в общественной жизни. Общество требует от рейтингов прозрачности, объективности, надежности. При этом подозревает рейтинги в субъективизме и имплицитной ориентации на лидеров. Происходит ли это на самом деле? Иногда да.

В университетском управлении речь идет о превращении рейтинга в ключевой показатель создания изменений и измерения репутации. 

Изменение политики продвижения любого университета должно основываться на репутации. Если репутация вуза положительная, если его бренд узнаваем в мире, изменения в имидже лучше проводить очень эволюционно. Ключевые индикаторы роста узнаваемости вуза – изменение позиций в международных рейтингах и увеличение его репутационного капитала. Для ­закрепления рейтинговых позиций, взаимовыгодного обмена ресурсами и продвижения университетского бренда университеты сегодня создают временные или постоянные форматы академического партнерства в рамках широкого спектра совместных проектов: новые образовательные продукты, консорциумы, научные центры мирового уровня. 

– Гнаться за чем-то в принципе, наверное, не нужно, – рассуждает Юлия Эбзеева. – Быть впереди всегда хорошо, поэтому нам нужно стремиться к тому, чтобы ни за чем не гнаться, а просто делать так, чтобы наши университеты оставались качественными, с высоким уровнем образования и науки. Нужно ли где-то следовать мировым тенденциям? Нужно. Для того, чтобы не догонять, а возглавлять ту самую «шапку» рейтинга. Мне кажется, у нас есть все шансы для создания собственного национального рейтинга. 

Моральный кодекс

Процедуры профессионально-общественной и международной аккредитации становятся все более актуальными в России. Уже 38% (это больше трети) отечественных вузов проходили такую процедуру. На сегодня из 25 тысяч существующих образовательных программ более 5 тысяч имеют так или иначе действующую профессионально-общественную аккредитацию. А это 21% от общего числа программ. Это говорит о том, что процедура, несомненно, вызывает у вузов интерес. 

– Собирая данные на портале www.best-edu.ru, мы получили еще более интересную информацию о востребованности независимой аккредитации со стороны ведущих университетов, – делится директор Национального центра профессионально-общественной аккредитации, президент Азиатско-Тихоокеанской сети гарантии качества (APQN) Галина Мотова. – Мы получили очевидную картинку – сильные, успешные вузы, как правило, успешны во многом. Если взять, например, премьер-лигу агрегированного рейтинга, ее лидеры обычно заинтересованы в прохождении и профессионально-общественной аккредитации. Очевидна связь между успешностью вуза и прохождением международной аккредитации. Вузы, входящие в премьер-лигу, а это ведущие вузы страны, проходят международную аккредитацию. И это не та аккредитация, которая покупается за 10-20 тысяч, а совершенно другая. Если в аккредитационной комиссии присутствуют зарубежные эксперты, которые задают вопросы о том, каким образом реализуются образовательные программы, такая оценка стоит дорогого. И, безусловно, все равно вопросы возникают. Какие результаты рейтингов можно учитывать в аккредитации? Какие результаты аккредитации можно учитывать в рейтингах? Могут ли в данном случае взаимодействовать рейтинги и аккредитация? Что мы можем учитывать и кому можно в данном случае доверять? Каким рейтинговым агентствам мы можем доверять как аккредитаторы? И каким аккредитаторам могут доверять рейтинговые агентства для составления своих рейтингов? 

Ни в одной стране мира нет такого количества аккредитующих организаций, как в России, где на каждые шесть вузов приходится по одному аккредагентству. Даже в США, Китае или Индии, несопоставимо больших по охвату высшего образования, нет столько аккредагентств. И понятно, что здесь необходимо наводить некий порядок, учитывая хотя бы даже то, что меньше половины аккредитационных агентств, представленных в перечне Минобрнауки, элементарно имеет интернет - сайт, реестр аккредитованных программ и т. д. Понятно, что внесение в перечень аккредитующих агентств – заявительная процедура. Появилось аккредагентство, и для того, чтобы начать работать, заносит себя в перечень, чтобы получить хоть какое-то признание от государства. Опять же, возможно, министерство относительно независимой аккредитации заняло верную позицию, просто регистрируя тех, кто хочет работать в сфере аккредитации. 

Возникает вопрос, кому из этих «самозаявленных» доверять? В мировой практике сложились три механизма доверия. Первый – уполномочивание, и он может привести к лоббированию и подобным негативным процессам. Второй – аккредитация аккредитаторов, когда аккредитационное агентство само проходит оценку своей деятельности, эффективности, добросовестности. В настоящий момент в России не сложился такой механизм, так как пока нет союзов, ассоциаций или каких-либо еще структур, которые могли бы запустить эту процедуру как механизм доверия. Поэтому Нацаккредцентр предложил использовать рейтинг аккредитующих организаций. Он имеет три мягких критерия – массовости (аккредитовано не менее 100 программ), публичности (вся информация должна быть в открытом доступе на сайте) и стабильности (проработать три года, как минимум, и ежегодно выкладывать результаты работы в ­публичный доступ). На сайте www.best-edu.ru недавно был опубликован восьмой выпуск такого рейтинга аккредитационных агентств, представляющего полную картину о том, как сегодня работают аккредитующие организации в России. Аккредагентств, удовлетворяющих простейшим требованиям массовости, публичности и стабильности, набирается… всего 15. 

Галина Мотова просила через депутата Ольгу Пилипенко обратить внимание Госдумы на доказательность аккредитации. Недостаточно иметь лишь свидетельство об аккредитации, потому что, как уже говорили, его можно просто купить за 10 тысяч рублей. В открытом доступе обязательно должна быть прописана процедура – не только положение, критерии и прочее, но и состав экспертной комиссии. Соответствуют ли эксперты тому профилю, который оценивали? И, конечно, в открытом доступе должны быть отчеты об аккредитации с указанием плюсов и минусов образовательных программ. Внесения в перечень Минобрнауки в нынешней ситуации явно ­недостаточно, если в нем может оказаться организация, существующая только на бумаге ради торговли свидетельствами об аккредитации.

– Относительно недавно состоялось заседание общественного совета Рособрнадзора, на котором была высказана идея о том, что необходимо проработать вопрос о создании общественного объединения организаций, проводящих профессионально-общественную аккредитацию, – сообщила Галина Мотова. – Наверное, очень важен государственно-общественный механизм регулирования данной ситуации. И по аналогии с саморегулируемой ассоциацией сегодня уже сделаны предварительные шаги в этом направлении. По крайней мере, силами трех агентств – Профаккредагентства, «Русского регистра» и Нацаккредцентра – разработан кодекс добропорядочной практики. 

Давняя «болезнь»

– Качество образования, как бы это ни казалось странным, до последнего времени наблюдалось рейтингами достаточно фрагментарно, – высказался заместитель генерального директора рейтингового агентства «РАЭКС-Аналитика» Дмитрий Кабалинский. – Если говорить о рейтингах наиболее известных, международных, по сути дела, львиная доля наблюдаемых ими факторов сводилась к таким показателям, как наукометрия и репутация. И то, и другое очень опосредованно измеряет качество образования. Мы считаем, что это в корне неправильно, ведь образовательная функция университета – основная. И с тем, чтобы как-то этот пробел закрыть, мы создали семейство рейтингов «Три миссии университета», в котором такой критерий, как качество образования, является кругом краеугольным камнем. Все рейтинги строятся на единой рейтинговой модели, которая оценивает достижение каждого вуза, исходя из трех факторов – образование, наука и взаимосвязь с обществом. Очень важно, что с нашей точки зрения, и в нашей рейтинговой модели это отражено, доминирующим фактором является именно образовательная деятельность университета, именно ее удельный вес является определяющим с точки зрения конкретной рейтинговой оценки. Для нас очень важно то, что каждый рейтинг строится в тесном сотрудничестве с академическим сообществом. Во главу угла мы ставим именно образовательные показатели – их 45%, на науку приходится 25% совокупного веса рейтинга и 30% приходится на показатели, измеряющие взаимодействие университета с обществом. 

– Что касается сильных и слабых сторон российских университетов именно на фоне своего международного окружения, то очевидным их плюсом является высокий результат в студенческих олимпиадах. Существует мнение, что многие западные вузы не участвуют в них, потому что им это неинтересно. Это не вполне правда, – замечает Дмитрий Кабалинский. – И американские, и английские вузы участвуют в международных студенческих олимпиадах, но, увы, их результаты не всегда ­блестящие. Российским вузам удалось продвинуться достаточно хорошо с точки зрения онлайн-курсов, которые размещены на общественных доступных ресурсах. Кроме того, Россия является одним из лидеров по привлечению иностранных студентов. 

Если говорить про негативные факторы, то «Три миссии» говорят о том, что российские вузы пока несопоставимы с международными лидерами по уровню финансирования и цитированию научных работ. Это давняя «болезнь», об этом говорили уже много, но куда больше настораживает то, что ухудшается кадровая обеспеченность российских вузов. Еще недавно они были в числе лидеров по числу удельного показателя преподавателей на сто студентов, но уже начали отставать. Еще одним слабым местом является коммуникация с обществом – по активности в соцсетях Россия сильно отстает от международного уровня, что сказывается на позициях в рейтингах, использующих опросы экспертов. 

«Портрет» университета

Руководитель исследовательской группы Национального рейтинга университетов «Интерфакс» Алексей Чаплыгин рассказал о том, что в Google-тренде фиксируется изменение интереса к темам образования, рейтингов университетов и их выбора. Тематические запросы в интернете о рейтинге университетов и выборе вузов сезонно возрастают в период активности абитуриентов, но и эта интенсивность последние 5-6 лет снижается. Поэтому, скорее всего, рейтинги университетов превратятся в сервисную надстройку над открытыми массивами данных. К этому приводит и рост квалификации потребителей. В первую очередь, это семьи потенциальных абитуриентов. Они сейчас не просто ориентированы на то, чтобы поглощать линейные рейтинги, ранжированные списки, а им хочется чего-то большего. Поэтому вполне ожидаемы аналитические надстройки, которые будут по запросам создавать какие-то портреты этих университетов, а еще лучше и образовательных программ, выбираемых абитуриентами. 

– В Национальном рейтинге университетов при оценке вузов по параметру «Образование» мы на протяжении пяти-шести лет используем и данные о профессионально-общественной и международной аккредитации образовательных программ, – говорит Алексей Чаплыгин. – И ориентируемся на рейтинг аккредитованных программ, который строится Нацаккредцентром. Вообще, образование – это тонкая вещь, и очень трудно адекватно померить качество той или иной программы. А профессионально-общественная аккредитация – мне кажется, один из важнейших факторов, характеризующих качество программы. Другое дело – проблемы доверия и к аккредитационным процедурам, и к самим аккредитующим организациям, и на самом деле, даже еще выше – к самим программам, которые прошли эту аккредитацию. Это доверие должно передаваться по цепочке. Дело за профессиональными сообществами, чтобы наладить процедуру развития этого доверия. Здесь и аккредитующим организациям, и академическому сообществу, и рэнкерам, как маленькой части этого пространства, имеет смысл посылать в профессиональные сообщества сигналы о том, чтобы вырабатывать различные модели, повышающие это доверие и работающие на репутацию как самих аккредитующих организаций, так и университетов, которые аккредитуют свои образовательные программы.

– Говоря об аккредитации и рейтинге, при создании программы мы понимаем, что фактически эти два инструмента определяют наши действия, – поделилась мнением председатель внешнего экспертного совета Независимого агентства аккредитации и рейтинга, эксперт Национального центра научно-технической экспертизы (Казахстан) Марина Скиба. – Почему вузы отказываются от участия в рейтингах? Потому что политика, навязываемая рейтингом, не является гармоничной, не отвечает запросам самих вузов, их потребностям и ценностям. Каждый раз при создании программы мы «зашиваем» требования о том, как будем ее организовывать, в документы и академическую политику университета. Когда программа уже создана, первый этап – верификация, когда мы ее сделали, но еще не проводили по ней занятия. И тогда мы не просто обсуждаем ее со стейкхолдерами и отдельными экспертами. Самое важное здесь – проведение процедуры первичной аккредитации, когда можно привлечь аккредитационное агентство для того, чтобы сразу было ясно, соответствует ли наша программа, наши подходы, реализуемые в ней, требованиям, которые потом будет выставлять аккредитационное агентство. Проще построить процессы сразу и правильно, чем ломать и перестраивать сложившийся процесс уже при подготовке к аккредитации. Кстати, в Казахстане последние два года неаккредитованные программы не имеют права осуществлять прием, им не выдаются гранты, поэтому без первичной аккредитации ни одна программа сейчас не может существовать. Фактически именно аккредитация – масштабный независимый консалтинг, реально оценивающий качество, а рейтинг – уже вторичный инструмент, позволяющий его мониторить и оценивать. 

Нужны и вузам, и обществу

– Рейтинги нужны и вузам, и обществу, – не сомневается начальник управления стратегического развития и мониторинга Нижегородского государственного педагогического университета им. Козьмы Минина Ирина Борисова. – Рейтинг – это фактически форма бенчмаркинга. Мы можем оценить себя в единой системе координат с партнерами, или, если хотите, с вузами-конкурентами. На образовательных выставках студенты Узбекистана, Кыргызстана и Казахстана, когда им предлагают российские программы, интересуются, есть ли у них международная аккредитация программ, в каких рейтингах участвует вуз, в каких рейтингах присутствуют его программы? Во многом выбор абитуриентов из близлежащих дружественных стран определяется тем, каков статус программы и вуза, куда им предлагают приехать учиться даже по квоте. Рейтинги и профессионально-общественная аккредитация нам нужны и во время приемной компании, потому что российские родители тоже изучают их. Интерес общества, может быть, в целом снизился в отношении рейтингов, но, когда начинается приемная компания, родители смотрят, как позиционируется университет или программа, какие у них конкуренты, сравнивают один вуз с другим. 

– Уверен в том, что теперешняя профессионально-общественная аккредитация по своему уровню намного выше, чем государственная, – высказал свое мнение в режиме «свободного микрофона» профессор кафедры «Аппаратурное оформление и автоматизация технологических производств» Московского политехнического университета Михаил Беренгартен. – Я принимал участие и в тех, и в других аккредитациях. Уверен, что профессионально-общественная аккредитация намного выше в своем уровне и намного лучше оценивает образовательную программу. 

Подготовил Алексей Батанов