Борис Михайлович Костишко

—  Очевидно, что полноценная подготовка студентов невозможна без участия работодателей, без практиков, представляющих предприятия, на которых будут работать выпускники, а также без полноценной практической работы обучающихся на этих самых предприятиях.

У студента, как и у ребенка в полной семье, должно быть два родителя. Без работодателей на выходе из университета мы получим полуфабрикат, который после трудоустройства услышит знаменитую фразу «забудьте все, чему вы учились в вузе», и которого придется доводить до ума еще 3-5 лет. А если перекос будет в сторону производства, то мы получим исполнителей, не понимающих фундаментальные основы своей работы, не умеющих переучиваться и создавать новые технологии.

Семью вуз-студент-работодатель (или треугольник Лаврентьева) пытались строить разными способами: вводилось дуальное образование, создавались базовые кафедры, оформлялись договоры о практической подготовке. Однако все описанные модели работают только при деятельном участии и заинтересованности работодателей, а вот как раз с этим проблема. За редким исключением работодатели не имеют длинного горизонта кадрового планирования и работают на вторичном рынке специалистов, предпочитая получать готового мастера здесь и сейчас, а не тратить время и силы на работу со вчерашними студентами. Очевидно, при большом дефиците кадров такая практика проигрышна и скорее приведет к необоснованному росту зарплат по отрасли, чем к решению кадровой проблемы. Поэтому «принуждение к партнерству» назрело давно.

Я уверен, эффективная система подготовки высококвалифицированных кадров возможна только, если в треугольнике Лаврентьева, как и в семье, все имеют свои права и обязанности. С акцентом на обязанности. Если мы говорим об устойчивом развитии экономики и отказе от чисто рыночных механизмов, то законодательно должны быть введены не только мотиваторы для работодателей, но и их обязанности по сотрудничеству с профильными вузами.

—  Минусы есть только в краткосрочной перспективе. Работодателям придется отвлечь часть сил и средств на работу со студентами, т.е. заняться непривычной для себя деятельностью. Но постепенно система сформируется, тем более, что существует достаточно большое количество успешных примеров, когда работодатели очень ответственно подходят к вопросу подготовки кадров, и не только по рабочим специальностям.

В средне- и долгосрочной перспективе в принуждении к партнерству я минусов не вижу. Конечно будет довольно длительный переходный этап налаживания взаимоотношений, формирования инфраструктуры, поиска специалистов и т.п. Однако через год или два подготовка студентов и особенно целевых студентов, прошедших реальную дуальную подготовку, наладится.

—  В Ульяновской области есть несколько успешных практик взаимодействия вузов и работодателей. В качестве первого примера приведу опыт НПО «Марс». «Марсиане» создали целую систему поиска и подготовки «своего» абитуриента. Начиная с кружковой работы, проведения практической конференции школьников «Марс-IT» и т.п. И все это происходит при участии вузовских преподавателей и с использованием университетских лабораторий. Отобранные абитуриенты после конкурса становятся целевыми студентами и в дальнейшем проходят обучение на базовой кафедре УлГУ, идут стажерами на предприятия. Еще один пример – Ульяновский филиал ПАО НК «РуссНефть». Практически весь полигон для профильных специальностей в УлГУ был создан благодаря оборудованию, переданному этой компанией. Студенты проходят производственную практику и трудоустраиваются преимущественно в «РуссНефть». Еще более плотное взаимодействие университета с работодателями можно привести на примере Министерства здравоохранения Ульяновской области. На базе лечебных учреждений Минздрава располагается семнадцать клинических кафедр, большая часть целевых абитуриентов на лечебное дело и педиатрию поступают по заявкам регионального Минздрава и остаются работать в учреждениях, с которыми был заключен целевой договор.

—  Постановка вопроса о добропорядочности аккредитующих организаций, безусловно, является правильной и актуальной. Но здесь не стоит лукавить – первым критерием для большинства вузов все-таки будет цена. И вот почему. Действительно, профессионально-общественная аккредитация (ПОА) образовательных программ, как инструмент независимой оценки, в большей степени соответствует понятию «аккредитация» (доверие). Неслучайно в ФГОС ВО 3++ профессиональные компетенции должны формироваться в соответствии с Профессиональными стандартами, разрабатываемыми профессиональными сообществами.

Но ПОА для вузов не является обязательной и, как показывает опыт, кроме учета при выделении бюджетных мест, на повышение качества обучения и репутации образовательных программ практически не влияет. При этом, процедура ПОА осуществляется на свободной коммерческой основе и не покрывается соответствующей субсидией со стороны государства. Более того, процедура отнюдь не дешевая – порядка 100-250 тыс. рублей (у разных аккредитаторов) за одну образовательную программу (например, в УлГУ более 200 основных образовательных программ, не считая дополнительных), что в сумме представляет ­колоссальную дополнительную финансовую нагрузку на бюджет университета. Поэтому данную процедуру вузы проходят не тотально (по всем реализуемым программам), а выборочно (потому что дорого), в основном, в отношении тех из них, которые находятся «под ударом». Для сравнения: прохождение вузом обязательной государственной аккредитации (ГА) обходится гораздо дешевле –  оплата госпошлины в размере от 35 тыс. рублей (СПО) до 100 тыс. рублей (ВО) за всю УГСН (например, в УлГУ реализуется 35 таких групп) –  частично за счет средств госзадания, остальное за счет внебюджетных средств.

—  С одной стороны, коммерческая деятельность должна регулироваться рыночными механизмами –  спрос рождает предложение. В существующих условиях предложение (по количеству аккредитующих организаций) значительно превышает спрос, что свидетельствует об ужесточении конкуренции. И это хорошо.

Но, с другой стороны, с большой вероятностью со стороны аккредитаторов найдутся те, которые услугу по ПОА будут оказывать формально, не придавая большого значения проблемам качества обучения в вузе. Поэтому у таких операторов любому вузу за вполне умеренную плату можно будет фактически купить необходимый сертификат, не утруждая себя выполнением ответственных мероприятий. Таким образом, на первый взгляд, достаточно логичная идея может себя частично или полностью дискредитировать. Поэтому необходимость введения со стороны Минобрнауки России определенных контролирующих и регулирующих мер абсолютно оправдана. В этом смысле, согласен, что чисто заявительной основы для внесения в перечень аккредитующих организаций явно недостаточно.

Другая проблема –  сейчас нередко процедуру ПОА осуществляют операторы, напрямую не представляющие интересы работодателей, но заявляющие, что они выступают от их имени. Это либо аффилированные структуры, либо организации, производящие услуги ПОА по аутсорсингу, либо исключительно коммерческие структуры. Как правило, экспертами в них выступают всё те же вузовские работники, прошедшие формальную процедуру сертификации экспертов. Вот и здесь просматривается чисто коммерческий интерес. А это плохо. Поэтому деятельность таких организаций должна особо контролироваться.

Таким образом, назвать действующую процедуру ПОА, с одной стороны, исключительно независимой, а с другой стороны, застрахованной от формального и нечестного бизнеса – нельзя. Также непонятно, насколько процедура ПОА должна быть тотальна в разрезе реализуемых образовательных программ.

Поэтому важными критериями в деятельности аккредитующих организаций являются компетентность, независимость и заинтересованность в смысле и пользе ПОА как инструмента повышения качества российского обучения, а не превращении этой процедуры в своеобразный бизнес.

—  В существующих условиях, когда действующая процедура ПОА не является исключительно независимой и подвержена рыночной конъюнктуре, то «золотая акция» должна быть в руках государства.

По мере совершенствования механизма ПОА, большей включенности и мотивированности именно работодателей, роль государства может быть вторичной.

—  «Рекомендации в целях дальнейшего улучшения и совершенствования деятельности организации» даются в рамках различных контрольных, надзорных, аккредитационных, сертификационных, мониторинговых и прочих процедур, проводимых как со стороны государственных органов, так и со стороны общественных структур. Главное ­­здесь – гармонизация этих рекомендаций (а нередко требований) и, соответственно, подходов в проведении этих процедур, чтобы не было противоречий.

Второе – максимально уходить в рекомендациях от «прописных истин», хорошо известных вузу, а сосредоточиться на тех проблемах, которые вуз не видит. А это уже зависит от уровня квалификации эксперта. Нужно, чтобы экспертами были именно представители работодателей. Если экспертом выступает вузовский работник (даже бывший), то, как правило, он является носителем вузовских стереотипов, от которых сложно освободиться.

—  Мы фиксируем снижение уровня знаний практически по всем предметам, может быть, кроме информатики. Больше всего ухудшается качество знаний по физике, математику также стали хуже преподавать. Приведу случай, что называется, «из ряда вон» – в прошлом году у нас была абитуриентка (между прочим, из городской школы), которая призналась, что у них полгода не было физики, потому что не было учителя…

Но что странно, количество баллов по ЕГЭ при ухудшении знаний даже вырастает. Это настораживает. Если рассмотреть проблемное поле, есть несколько причин такой ситуации. Они связаны с тем, что отсутствуют учителя, не просто хорошие, а даже учителя по физике и математике в принципе. Это проблема общая, она связана с подготовкой учителей в педагогических университетах. Меня вообще удивляет, что этому уделяется так мало внимания. Абитуриенты, которые поступают в вуз и хотят стать учителями физики, сдают на выбор физику, математику или информатику. Так как в школе физику очень плохо преподают, они сдают, скорее всего, математику, потому что это обязательный экзамен. Естественно, получается, что к нам поступают абитуриенты, которые не знают физику. Затем они становятся якобы «учителями физики» и если все-таки приходят работать в школу, то круг замыкается – мы получаем вторую генерацию людей, которые физику знают плохо. Таким образом, уверен, – надо серьезно пересмотреть подготовку учителей физики в педагогических университетах.

Мы, исходя из принципа «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», начали несколько лет назад подготовку студентов физических нап­равлений, давая им бесплатно (за счет университета) вторую квалификацию «Преподаватель», для того, чтобы они могли работать в школе. На сегодняшний день у нас таких студентов примерно 40 человек. Однако опрос показывает, что на сегодняшний день практически никто из них в школу идти пока не собирается…

Вторая проблема – единый госэкзамен. Я не против самого ЕГЭ, потому что это всего лишь экзамен. Но я категорически против того, что школы и учителей оценивают по его результатам. Говорят, что школьники не выбирают определенные предметы. Это не школьники не выбирают, а школа не допускает, чтобы не ухудшить свои показатели. С этим надо бороться. В школах нужно учить предмету и нужен хороший учитель, а не натаскивание на ЕГЭ.

—  У нас в УлГУ очень широкая довузовская программа – Университарий, Дом научной коллаборации, код-классы, Витрина довузовских продуктов, различные курсы подготовки к ЕГЭ и предмету – от групповых до индивидуальных. Наши преподаватели работают в 15 школах, много лет назад создан Лицей физики, математики, информатики №40 при УлГУ, где большую часть дисциплин в старших классах ведут наши преподаватели. Но дело в том, что вузовский преподаватель не может заменить линейного школьного учителя. Наше «поле работы» – это углубленная подготовка, подготовка к олимпиадам, а линейный учитель должен быть у школы обязательно свой. Кроме этого хочу сказать, что физика – это наука, которая «входит в голову через руки». Поэтому обязательно нужны лабораторные практикумы, демонстрационное лабораторное оборудование. Мало показывать красивые эксперименты или рассказывать о своих исследованиях. Когда вы приходите в Третьяковку и видите замечательную картину, вы же не бежите за кисточками и не становитесь в одно мгновение художниками. Аналогично и в этом случае – вас должны долго учить в школе для того, чтобы вы поняли, о чем рассказывает ученый, и вы действительно захотели бы заниматься наукой.

—  Большая часть проблем высшей школы проистекает из средней общеобразовательной школы. Невозможно сделать хорошим инженером человека, который не может складывать простые дроби. Когда я учился, даже те ребята, которые после 8-го класса уходили в ПТУ, дроби складывать умели…

—  Очевидно, что во времена СССР распределительная система была своего рода «сердцем», которое «прокачивало» и распределяло кадры по экономике огромной страны. Однако такое могло состояться только в рамках плановой экономики и доминирующего государственного сектора. Упразднение распределительной системы, хоть и имело большие негативные последствия, было закономерным. Да, затем долгое время среди вузовского сообщества обсуждалась необходимость хотя бы частичного возврата к «распределиловке», например, для медицинских и педагогических специальностей. Однако, от законодателей мы всегда слышали одно – в условиях рыночной экономики такие действия государства нарушают конституционные права выпускников вузов. Поэтому целевое обучение в соответствие с ФЗ № 337-ФЗ от 3 августа 2018 г. оказалось мягкой и не противоречащей конституции альтернативой распределению. Я бы сказал – это чрезвычайно полезный инструмент, который реально может решить проблему кадрового дефицита, и при этом – на непринудительной договорной основе.

Другое дело, что возникает много вопросов с реализацией этого правового документа. Дело в том, что по закону обе стороны должны нести одинаковую ответственность за невыполнение своих обязательств. Как следствие – большинство работодателей перестало заключать целевые договора. К примеру, в нашем университете целевой заказ от муниципалитетов за пять лет действия нового ФЗ упал в десять раз. С другой стороны, есть и положительные примеры: Министерство здравоохранения Ульяновской области заполняет все целевые места, подходя к этой проблеме как ответственный работодатель.

Таким образом, в настоящее время необходимо мотивировать работодателей формировать целевой заказ университетам, а не перекупать специалистов на вторичном рынке.

—  У высшей школы есть несколько миссий, основные: готовить кадры для экономики и генерировать знания, проводить научные исследования. Другими словами, университет – это инструмент, которым пользуются государство и экономика. Как любой инструмент его можно сделать специализированным. Принять жесткие меры, воспользоваться скальпелем и изготовить четкий однозначный узконаправленный инструмент, например, молоток. Молотком хорошо забивать гвозди. Молоток существует тысячу лет и еще тысячу будет существовать.

Но мы прекрасно отдаём себе отчет, что уже через несколько лет не будем знать, кого готовить. Номенклатура профессий очень сильно меняется. Поэтому очевидно, что инструмент нужно делать универсальным, самонастраивающимся. Значит, – никакого скальпеля. Университет должен быть гибкой структурой, чтобы постоянно реагировать на вызовы времени, а это возможно только в том случае, если законодательство будет это позволять.

Ректор МГУ Виктор Антонович Садовничий предложил очень правильную, на мой взгляд, трехуровневую схему, в которую вошли все лучшие элементы советской образовательной системы и системы, которую создавали в современной России. Там предусмотрены и бакалавриат, и магистратура, которые нужны, чтобы позиционироваться на зарубежном рынке, и специалитет, как это было в СССР, который нужен для инженерных направлений, и интегрированная магистратура, когда вы, поступая на бакалавриат, уже знаете, что будете после него учиться еще два года.

Если будет принята такая система, и она будет гибкой – это будет даже не бинт, а скорее всего, профилактика, которая помешает загнать систему образования в болезненное состояние. А вот где потребуется применить скальпель – это вопрос, который нужно адресовать экономике, предприятиям, органам управления. Именно они должны сформировать заказ на специалистов. И «настройку» подготовки кадров должен проводить не университет, а именно экономика в регионах и отраслях. Как и определять потребность в научных разработках.

—  В Ульяновском государственном университете (УлГУ) программы СПО реализуют 5 учебных подразделений: медицинский колледж, музыкальное училище, автомеханический техникум, Современный открытый колледж «СОКОЛ», Заволжский экономико-гуманитарный факультет УлГУ.

Реализуя программы СПО по самому широкому спектру специальностей, университет решает важнейшую задачу по удовлетворению потребностей различных сфер региональной экономики в высококвалифицированных кадрах среднего звена. Кроме этого, учебные подразделения СПО органично встроены в систему непрерывного образования «колледж – вуз» УлГУ: медицинский колледж – Институт медицины, экологии и физической культуры; музыкальное училище – факультет культуры и искусства; автомеханический техникум – инженерно-физический факультет высоких технологий и факультет математики, информационных и авиационных технологий; колледж «СОКОЛ» и экономико-гуманитарный факультет – Институт экономики и бизнеса, юридический факультет, Институт открытого образования.

В соответствии с лицензией УлГУ имеет право вести подготовку по 26 программам СПО. Решение по набору в конкретном учебном году на те или иные программы СПО университет принимает в зависимости от многих факторов: потребности региона, наличия бюджетных мест, прогнозной численности внебюджетных студентов, рентабельности программы и многих других. В настоящее время в УлГУ обучаются 2?129 человек по 24 программам СПО.

Анализ данных по выпускникам СПО за пос­ледние 5 лет показывает, что 55 – 70% выпускников трудоустраиваются в регионе, от 4 до 8,5% – выезжают за пределы региона, 15 – 20% – продолжают обучение на программах высшего образования (определенная доля выпускников не выходит на рынок труда по уважительным причинам: призваны в армию, находятся в отпуске по уходу за ребенком и т.?п.). Надо отметить, что за последние 3 года на учете в службе занятости населения не состоял ни один выпускник подразделений СПО УлГУ.

—  С 2019 года в УлГУ государственная итоговая аттестация (ГИА) в виде демонстрационного экзамена (ДЭ) по стандартам WorldSkills проходит только по специальности «Банковское дело» (38.02.07). По результатам успешной сдачи ГИА ее выпускники получают паспорт компетенций (Skills Passport) по компетенции «Банковское дело» (Т48). По остальным специальностям СПО переход на новую форму ГИА сдерживается либо невыходом ФГОС-4, либо наличием студенческого контингента только младших курсов.

Практика введения ДЭ по стандартам WorldSkills как формы ГИА в целом представляется вполне разумной, поскольку обуславливает подготовку специалистов в соответствии с мировыми стандартами, практически нивелируя разрыв между уровнем их подготовки и требованиями реального сектора экономики. Считаем, что это важно и, безусловно, положительно отразится на конкурентоспособности и привлекательности таких программ для абитуриентов.

В проекте «Профессионалитет» УлГУ не участвует, т.к. в Ульяновской области не определен механизм передачи контрольных цифр приема, выделяемых из бюджета субъекта РФ, федеральным вузам другого ведомственного подчинения.

—  «Постболонская» модель отечественной высшей школы пока находится в стадии разработки соответствующих образовательных стандартов. Поэтому для принятия каких-то конструктивных решений на уровне вуза требуется дождаться выхода нормативных документов. По большому счету, Болонская система серьезно не затрагивала уровень СПО, не считая наличия уровневой подготовки образования в системе непрерывного профессионального образования. Как был специалитет в секторе СПО, так он и останется. Поэтому, исходя из сегодняшних реалий, никаких серьезных структурных изменений, требующих модернизации управленческих механизмов, не предполагается. Миссия структурных подразделений СПО в вузах, похоже, сохранится.