Член экспертного редакционного совета журнала АО
Работа эксперта
Поддерживаете ли вы предложенный подход по сокращению сроков образования (в частности, школьного)? Какие рациональные плюсы и потенциально опасные минусы, в случае реализации этого предложения, можете обозначить?
— В предложении сократить школьную программу есть рациональное зерно.
Школьники по-разному могут воспринимать тот объем знаний, который усредненно сегодня им предлагается. Об этом хорошо знали в царской России и Советском Союзе.
в СССР появились первые в мире специализированные школы по глубокому изучению определённых предметов. Также была создана уникальная система профессионального образования, где акцент был сделан на подготовку рабочих специалистов, и не было ни социальных, ни других конфликтов между этими группами. Они составляли часть одного общества. Это очень правильный подход.
Объем предоставляемых знаний в церковно-приходских школах и, например, Императорском лицее был абсолютно разным. Но, хотелось бы отметить, что в лицее учащиеся имели возможность выбирать предметы, на которых сосредоточиться. Например, по воспоминаниям современников, Александр Сергеевич Пушкин практически игнорировал точные науки и изучал их, скорее, с философской точки зрения, что, надо сказать, соответствует духу этих дисциплин. Потому он не испытывал непонимания с учителями. Восприятие у всех людей разное, в том числе у девочек и мальчиков. Именно поэтому были созданы раздельные мужские и женские школы, которые просуществовали, напомню, до смерти Иосифа Виссарионовича Сталина.
Сейчас школьникам пытаются вложить все знания, какие предусмотрены программой, и порой они делают уроки до 12 часов ночи, что-то перекладывается на плечи родителей. Потому что не успевать нельзя, а успеть невозможно. Уверен, далеко не всё, что дети выполняют, обязательно останется у них в памяти. Потому что есть физиологические особенности, и ребёнок не может взять планку выше той, на какую способен в своем возрасте, без ущерба для физического и психологического здоровья.
Эти надрывы и приводят к тому, что учащийся выпускается из школы с большими пробелами в знаниях, часто совсем не настроенный на учебу и поиск. Не лучше ли развивать таланты? Сроки изучения могут быть адаптированы под конкретные способности ребенка, это принесет только пользу. Надо меньше ориентировать на зубрёжку, больше работать с детьми, прививая им вкус к познанию, желанию проникнуться сутью предметов. Акцентировать внимание на красоту, например, физики в контексте философии, биографий многих великих учёных. Они же полны преодолений и драм, которые вели к раскрытию неординарных личностей, к открытиям планетарного значения.
Детям должно быть интересно учиться и хотеться посещать школу с желанием. И это можно сделать.Неоднократно предлагалось сопровождение детей в процессе обучения, исходя из их психологических и физиологических медицинских особенностей. Речь шла об открытии в школах специальных классов для детей с особенностями. Это могут быть дети без явных признаков патологий, но, например, родившиеся недоношенными, перенёсшие в раннем возрасте неврологические и иные заболевания и так далее. Они могут быть гениальны, но быстро утомляются и в обычном классе могут превратиться в аутсайдеров. А далее, чтобы не выглядеть плохо, они пытаются «объять необъятное» и доходят до нервных срывов, обострения болезней, порой и более тяжёлых последствий. К сожалению, сегодня таких специальных классов нет. Между тем, их актуальность не снижается.
Поэтому предложение, которое прозвучало, надо «продумать до конца», и тогда оно может принести много конкретной пользы.
Обозначьте кратко «тройку» необходимых системных решений (управленческих, ресурсных и т.п.), которые в наибольшей степени будут способствовать формированию гибких, динамичных, адекватных вызовам времени, образовательных треков.
— Высшее образование должно все-таки решиться и перейти обратно к советской и даже дореволюционной, системе, они были по подходам во многом схожи. Это предложение касается именно подходов к системе преподавания, нисколько не отрицая важность новых технологий и современных знаний.
На мой взгляд, собеседование является обязательным при приеме на гуманитарные и медицинские дисциплины. Мы должны видеть человека, который планирует учиться, чтобы работать с людьми. Возможно, с сохранением ЕГЭ.
Мы же готовим будущих специалистов, которые должны будут предлагать инновационные и смелые решения. А значит, думать! Понять, что человек способен не только выучить вопросы ЕГЭ (что тоже характеризует целеустремлённость, усидчивость), но и может размышлять, можно, только пообщавшись с ним.
Высшая школа, безусловно, ждёт новые, свежие подходы, которые ей принесут только люди. А их надо найти, подготовить, оставить в системе.
Важно помочь людям найти себя, а не просто накачать каждого знаниями.
Средняя и высшая школы в этом процессе взаимосвязаны.
В соответствии с законодательством формирование перечня аккредитующих организаций отнесено к функционалу Минобрнауки России. Включение организации в такой перечень сейчас происходит в заявительном порядке, и к настоящему времени в него входит 131 аккредитатор. Если программы вашего вуза уже проходили или планируют проходить процедуры профессионально-общественной аккредитации, по каким критериям вы выбираете аккредитующую организацию? (Понятно, что цена имеет значение, но, наверняка есть и другие критерии?)
— Вопросы аккредитации вузов актуальны для сегодняшней высшей школы, потому что в идеальном решении задачи мы получаем профессионально-общественную оценку программ, перспективные рекомендации к развитию. Педиатрический университет прошел процедуру аккредитации, мы работали с Ленинградской областной торгово-промышленной палатой, и эта организация не вызывает сомнений в компетентности, уровне знаний и точности решений задач, которые были поставлены.
Но, конечно, вы верно ставите проблематику: важность добропорядочности для аккредитатора, ведь учреждения высшей школы должны пройти процедуру с пользой для себя и обучающихся, развития научной, материально-технической базы.
Согласны ли вы, что внесение в перечень аккредитующих организаций должно носить не заявительный (как сейчас) характер, а на основании определенного перечня критериев? Если да, то, пожалуйста, назовите 3-5 таких критериев-требований как основу для доверия к ее деятельности со стороны вузовского сообщества.
— Каков должен быть аккредитатор? Бесспорно, право проводить оценку деятельности вузов не могут все, кто в свои уставы включил эту деятельность.
Вы задаете вопрос, по каким критериям нужно выбирать аккредитующую организацию. Безусловно, она должна быть публичной, работающей и отвечать уровню тех, кого проверяет. Это имеет значение, и, если перефразировать известную пословицу, получается: скажи, кто тебя аккредитует, и я скажу, кто ты. Фирмы-однодневки, не имеющее деловой и профессиональной репутации, без опыта взаимодействия с вузами и научными организациями, не имеющие штатных сотрудников определенного уровня, безусловно, не подходят для университетов.
Конечно, внесение в перечень аккредитующих организаций должно носить не заявительный (как сейчас) характер. Это должно происходить на основании определенных критериев, которые должны исходить от вузовского сообщества. При этом, не думаю, что процесс аккредитации должен быть зарегулирован. Контроль качества проведения этой деятельности мог бы осуществляться созданной саморегулирующей организацией (СРО), которая включала в себя добросовестных и признанных вузами участников процесса.
Тогда можно будет говорить, что прохождении аккредитации максимально полезно для вузов, и получаемые рекомендации станут авторитетными, их будут принимать «не для галочки» и исполнять.
Пожалуйста, оцените уровень качества знаний выпускников школ – абитуриентов вашей образовательной организации, в частности, можно ли сказать, что наблюдается тенденция по улучшению (или ухудшению) этого уровня? Качество знаний абитуриентов по каким предметным областям является наиболее проблемным, а по каким все-таки наблюдается прогресс?
— При оценке уровня знаний абитуриентов СПбГПМУ следует сказать, что в большинстве случаев выпускники демонстрируют хорошие знания. Однако необходимо отметить, что дистанционные занятия в период пандемии COVID-19 отрицательно сказались на подготовке школьников. Такую же тенденцию мы наблюдали и у студентов вуза. Чтобы решить эту проблему, преподавателям и студентам приходилось прикладывать дополнительные усилия в ходе практических занятий, семинаров и лекций. В этом году к нам на все факультеты пришли абитуриенты со значительно более высоким проходным баллом, чем в прошлом году. Это радует и вселяет надежду.
Какие эффективные форматы партнерства со школами ваш вуз реализует и планирует реализовать?
— Сегодня актуальны традиционные формы взаимодействия: медицинские классы, клубы «Юный медик». Это то, что сложилось давно и показало эффективность, и эти формы следует возрождать. Более того, современные средства и технологии позволяют ребятам из отдаленных регионов, из сельской местности дистанционно посещать тот же клуб «Юный медик», заниматься дополнительно на курсах подготовки для поступления в вуз, и это также надо обязательно использовать.
Ежегодно для школ-партнеров университета составляется календарно-тематический план занятий, который включает в себя как теоретические, так и практические занятия. Школьники получают возможность прослушивать некоторые лекции совместно со студентами, посещать практические занятия.
Также наш университет предлагает школам различные варианты профориентационного взаимодействия. Так, для школьников, которые хотят узнать больше о том, что значит обучаться в медицинском вузе, мы предлагаем ознакомительно-обучающий курс лекций. Преподаватели кафедр не просто знакомят ребят с различными направлениями в мире медицины, а, прежде всего, показывают, насколько важно для успешного обучения в вузе иметь глубокие познания в области химии, биологии, физики… Вот примеры некоторых лекций: «Гомеостаз, химические аспекты», «История биофизики и ее связь с медициной», «Загадки макромолекул», «Информационные технологии в здравоохранении».
Более того, школьники могут участвовать в научной работе СПбГПМУ – присоединиться к исследованию, подготовить научный доклад и представить его. Например, в рамках форума «Студенческая наука» работает специальная секция для школьников, и старшеклассники очень активно в ней участвуют!
Какие общие проблемы качества образования, свойственные как общеобразовательной отечественной школе, так и высшей, вы бы назвали? Или у каждого уровня своя специфика?
— Основной проблемой образования в школах в настоящее время, по мнению наших преподавателей, является «заточенность» на подготовку к ЕГЭ. В то же время, глубокого понимания, освоения предмета не происходит. Напомню: всё лучшее, что было в советской школе, почерпнуто из традиций дореволюционной школы. Ее отличало гуманистическое начало, глубокое изучение сущности человека, раскрытие его талантов. ЕГЭ, конечно же, таланты не раскрывает. За сдавшим тесты в школе абитуриентом мы видим только цифры, а не человека и его потенциал, который мы стараемся раскрыть уже в процессе обучения.
Какие вопросы развития отечественной высшей школы требуют сегодня принятия на государственном институциональном уровне срочных, радикальных (возможно, даже жестких) мер? Какие риски они призваны купировать? И, напротив, какие зоны высшего образования требуют исключительно мягкой долгосрочной «тонкой» настройки? Почему?
— Взявшись за ответ на поставленный журналом вопрос, задумался о необходимости, с одной стороны, существенных изменений в системе высшего образования, а с другой – недопущения резких движений, очередных революций, когда в одночасье переворачивается плохой или хороший, но – порядок. Вы спрашиваете, какие вопросы развития высшей школы требуют принятия срочных, радикальных и, возможно, даже жестких мер. Попробуем поискать ответы через ретроспективный анализ.
Когда американцы в середине прошлого века стали анализировать причины индустриального, инженерного, научного рывка Советской России, то пришли к выводу: всё лучшее, что есть в СССР, было почерпнуто из традиций дореволюционной школы. Ее отличало гуманистическое начало, глубокое изучение сущности человека, раскрытие его талантов.
Наша современная модель ЕГЭ, конечно, не раскрывает таланты, суть которых – яркость, но нередко – в чем-то одном. Мы за абитуриентом, сдавшим тесты в школе, не видим человека. Хорошо, если удастся раскрыть его по ходу дальнейшего обучения в вузе, и это мы и стараемся делать.
В системе высшего образования в последние годы также возникла определенная путаница из-за перехода на Болонскую систему. Прежняя была более стройна и понятна – все учились свои пять лет (медики – 6), а выпускники, тяготеющие к научной карьере, поступали затем в аспирантуру или ординатуру. Поступали опять же по таланту (вспоминаю, как заведующий кафедрой нашего вуза в мою бытность студентом мог прийти и сказать: «Этот парень не ходит на научный коммунизм, но живет в операционной, и его надо принять»). И так вырастали талантливые профессионалы, которые «двигали дело».
Сейчас, повторюсь, всё решает количество баллов, за которыми не видны человек и его стремления.
Так что да – многое говорит в пользу «принятия мер»... Но, с другой стороны, наш президент В.В. Путин недавно верно обратил внимание, что «махать шашкой» ни к чему. Потому что, при всей убогости, лучшего единого(!) критерия для оценки знаний, чем ЕГЭ, сегодня нет. Это действительно социальный лифт для абитуриентов из глубинки.
Поэтому изменения могут (и должны, думаю) быть, но постепенные. Чтобы те, кто поступает в этом году, не проснулись завтра в «новой стране знаний», не стали заложниками срочного перекраивания лекал.
На мой взгляд, изменения в системе должны идти одновременно с большим вниманием к гуманитарным дисциплинам, с формированием «мужских» и «женских» школ, с более тщательной подготовкой учителей. Если врачи отвечают за то, как лечат, учителя практически вольны перед всеми, и, если они не научат ребенка справляться с собой, не раскроют его способностей или сделают наоборот – никто с них не спросит.
Вывод, как видится, можно сделать следующий: надо очень честно, на уровне не только высшей, но и начальной, и средней школы провести широкую «ревизию» – от единых учебников, пособий (к нам переводятся студенты, у которых по этой причине отставание от курса на сотни часов!) до общих подходов к тому, что образованный человек – это, прежде всего, личность, способная на гражданские поступки и помощь близкому.
Какую роль (миссию) выполняет структурное подразделение СПО в вашей образовательной организации? Что оно сегодня значит для вашего вуза? Для региона?
— Санкт-Петербургский государственный педиатрический медицинский университет в 2023 году планирует получить лицензию на образовательную деятельность по специальности среднего профессионального образования «Сестринское дело» (34.02.01) и начать обучение с 2023-2024 учебного года. Миссия подразделения СПО нашего университета будет заключаться в подготовке высококвалифицированных кадров нового поколения, владеющих навыками инновационной деятельности, способных быстро адаптироваться к постоянно меняющимся условиям социума, эффективно решать задачи профессиональной деятельности и обладать высокими гражданскими и нравственными качествами. В дальнейшем планируем получить лицензию и начать обучение по специальности «Акушерское дело» (31.02.02).
Сегодня отечественное среднее профессиональное образование активно преобразуется: происходит переход на стандарты WorldSkills и демонстрационный экзамен, вместо привычного диплома планируется внедрение «цифрового паспорта компетенций», с 1 сентября стартовал масштабный проект «Профессионалитет», который, фактически, по своим характеристикам напоминает когда-то остро обсуждаемую, но так пока и не реализованную в высшей школе идею прикладного бакалавриата. В связи с этим вопрос: на фоне этих изменений какие преобразования должны последовать и в вузовских структурных подразделениях СПО, чтобы по-прежнему оставаться конкурентоспособными и привлекательными для абитуриентов?
— Для того чтобы по-прежнему оставаться конкурентоспособными и привлекательными для абитуриентов, структурные подразделения СПО должны реализовывать такую систему образования, в основе которой лежат интересы национальной экономики и максимальное пространство возможностей для каждого обучающегося.
В конце года Минобрнауки РФ намерено представить новую обновленную – «постболонскую» – модель отечественной высшей школы. По вашему мнению, какое место в этой модели может занять вузовский сектор СПО? Какие новшества – управленческие, нормативные и т.п. – необходимо внести в этот сектор, чтобы он оставался эффективным?
— Долгие годы отечественная школа высшего медицинского образования опиралась на специалитет как на проверенный классический формат, который давал будущим врачам полноту предметных знаний и умений, а также позволял наполнить программу актуальными навыками, соответствующими времени. По нашему мнению, этот формат обучения является наиболее оптимальным для подготовки врачей. Система «2+2+2», где два года – базовое фундаментальное образование, два года – образование в конкретном направлении подготовки и два года – в конкретной специальности. Вузовский сектор СПО должен, таким образом, соответствовать базовому фундаментальному образованию. Уместно также в рамках подготовки обучающихся в конкретной специальности возродить обучение в субординатуре.
Какие потенциальные риски и возможности для отечественной высшей школы несет активное внедрение технологий искусственного интеллекта? Как вы оцениваете уровень готовности российских университетов к этим технологиям?
— Тема, которую определили для экспертного рассмотрения, может нести крайние оценки. С одной стороны, искусственный интеллект чреват возвышением над человеческим, если его полностью отпустить и оставить без внимания. Это угроза.
Но, с другой стороны, молодежь уже вовсю использует искусственный интеллект (ИИ) для составления рисунков, «просит» его видоизменить свои портреты, то есть, применяет возможности ИИ со свойственным молодому поколению юмором и задором.
Высшая школа, на мой взгляд, по-крупному пока не до конца осознала, – какую позицию относительно ИИ занимать. Между тем, консолидированная позиция нужна. Она должна ответить на вопросы: от простейших – возможно ли принимать работы, написанные с применением ИИ к защите, до сложных – допустимо ли применение ИИ в сфере управления, на производстве, и где же остаётся место человеку…
Сфера здравоохранения, наверное, одной из первых в России определила практическую позицию относительно границ и возможностей применения ИИ. Суть реализации этих планов – в словосочетании «ИИ на службе человечеству», а не наоборот.
Министр здравоохранения России Михаил Альбертович Мурашко отметил, что на сегодняшний день уже зарегистрировано более 20 медицинских изделий с использованием ИИ, еще пять таких изделий находятся на регистрации. Создается определённый ландшафт для разработчиков, которые могут использовать запросы отрасли на потребности в разработке новых продуктов. Это очень перспективно – ИИ позволяет проработать множество алгоритмов для выработки решений при создании современных лекарств, расходных материалов, для имплантации органов. Уже сегодня произошло внедрение технологий искусственного интеллекта в описание изображений с рентген-аппаратов, с МРТ-томографов, кардиографов. Следующие этапы – это ультразвуковые и эндоскопические исследования.
Комплекс исследований с использованием ИИ становится всё более эффективным, повышается качество и скорость диагностики: у этих программ нет утомляемости в отличие от врача, а есть возможность проведения большого массива исследований, не снижая их качество. Сокращается время работы программных продуктов: установлены временные лимиты на описание – не более 6 минут, а по факту они справляются в два раза быстрее. Использование ИИ в качественной диагностике с сокращением времени позволяет, в конечном итоге, повысить и экономическую эффективность.
Безусловно, получая большие объёмы данных, например, в обработке изображений, можно обрести новые диагностические возможности, обогатить рутинные исследования новыми данными. ИИ «не забудет» никаких нюансов, проанализирует всё, предложив обобщенный вариант. Это откроет хорошие возможности для планирования диагностики и лечения.
Обобщая сказанное, можно отметить: ИИ не подменяет человека, но дает хорошие дополнительные возможности в реализации профессиональных компетенций. Предоставив результаты человеку, ИИ должен «знать свое место», дождаться решения о применении достигнутых результатов. И вот это прерогатива специалистов – доверить далее выполнение работ ИИ или взять его наработки и использовать их самому. Безусловно, этому нужно учить и в высшей школе: не уходя от перспектив ИИ, продолжить готовить критически мыслящих, грамотных профессионалов, интеллектуалов, способных принять ИИ, диалог с которым они поведут на равных.
Сейчас идёт интеграция информационных «медицинских» систем в единую государственную информационную систему, повторюсь, что это надо делать оперативно. Поэтому требуется единая система подходов в высшей школе к вопросу применения ИИ и его службы обществу.
В чем вам видится уникальность будущей системы высшего образования России, за счет каких характеристик?
— Следует заметить, что медицина, несмотря на ее стремительный прогресс, в целом довольно консервативная система. Поэтому те уникальные школы, которые существовали в советское время, во многом сохранились в медицинских вузах. Но для их дальнейшего развития требуется принять ряд законодательных решений:
Первое. Разработать и утвердить типовые прог-раммы по всем направлениям и уровням подготовки медицинских кадров.
Второе. Увеличить количество часов учебной практики (в том числе работы с пациентами).
Третье. Вернуть интернатуру в медицинские вузы для подготовки врачей для первичного звена. Оставив ординатуру для подготовки специалистов (возможно, после работы врачей в первичном звене) к работе в стационарах.
Четвертое. Вернуть распределение выпускников, обучавшихся за счет госбюджета, в соответствии с потребностями организаций практического здравоохранения.
Перечисленные меры, помимо доступности высшего медицинского образования, его практико-ориентированности, позволят оперативно решить неотложные задачи кадрового обеспечения учреждений практического здравоохранения и рационального расходования государственных средств.