Как измерить «гранит науки»?

В Примерном перечне критериев общероссийской системы оценки эффективности деятельности вузов, представленном Минобрнауки РФ в июне, направление научно-исследовательской деятельности самое объемное – эффективность вузовской науки предлагается оценивать по семнадцати критериям. Высказать мнение и дать свою «оценку оценке» редакция попросила известного российского эксперта, доктора физико-математических наук, профессора, ныне заведующего кафедрой физики и прикладной математики Владимирского государственного университета им. А.Г. и Н.Г. Столетовых Сергея АРАКЕЛЯНА.

– Сергей Мартиросович, как вы считаете, в чем главном может или должен состоять государственный интерес, когда речь заходит об оценке эффективности научно-исследовательской деятельности вузов? И с этой точки зрения как бы вы оценили в целом подходы и критерии, предложенные в Примерном перечне?

– Отвечая на первую часть вопроса, хотел бы сослаться на недавнее выступление Президента РФ В.В. Путина на первом заседании обновленного Совета по науке и образованию 29 октября: «Нам нужна понятная логика, ориентированная на результат, на повышение эффективности бюджетных ассигнований на науку. Нам необходимо… выработать дифференцированный подход к поддержке и финансированию различных стадий исследовательского цикла».

Если говорить об обсуждаемых критериях в целом, считаю необходимым отметить следующее. Предлагаемые критерии, с одной стороны, слишком заформализованы, за ними сложно увидеть содержательную часть НИР, а с другой стороны – чересчур упрощенно и без учета профиля представляют творческую научную деятельность. Действительно, в этих критериях все смешано: под НИР понимается и непосредственно сама научно-исследовательская работа, и внедрение результатов НИР, и объекты интеллектуальной собственности в аспекте коммерциализации разработок, и соответствующий менеджмент, и финансовый аудит. Все это должно быть распределено по различным разделам составляемых аналитических обзоров. Данные же критерии – совершенно разные, хотя и являются взаимодополняющими и определяют последовательные стадии научно-технического и технологического процессов.

Объявленные критерии вызывают некоторое недоумение еще и потому, что еще в недавнем прошлом самим министерством образования и науки признавались три составляющих научно-исследовательской деятельности: генерация знаний, разработка технологий и их коммерциализация. Однако в этих критериях почему-то не нашлось места для отдельного блока по инновационной деятельности, о которой непрерывно говорят высшие должностные лица страны и авторитетные эксперты.

– Какие показатели оценки научно-исследовательской деятельности вузов вы бы определили как наиболее дискуссионные и, возможно, требующие коррекции?

– Первое. НИР – это все-таки «долгоиграющая пластинка». Поэтому в опубликованном Примерном перечне критериев¹ в разделе 2 («Научно-исследовательская деятельность»), впоследней графе «Период исчисления» желательно во все пункты раздела (а не только в 2.17²) вместо формулировки «за предыдущий год» внести формулировку «за последние три года». Это поможет более адекватно оценить и динамику, и перспективы развития научно-исследовательской деятельности вуза. И оценивать нужно «снизу вверх», то есть от каждой конкретной НИР к интегральным характеристикам вуза. Тогда оценка вуза в целом будет состоять из автоматического суммирования локальных оценок.

Второе. Любые критерии общероссийской системы оценки эффективности деятельности вузов в части НИР должны удовлетворять ряду общих требований. Поэтому, возможно, целесообразно в критерии добавить ряд пунктов, отражающих следующие позиции:

• фиксировать соответствие научно-исследовательской работы вуза национальным приоритетам и мировым тенденциям, с акцентом на разработку проблем, содействующих социально-экономическому развитию страны;
• отмечать содержание самой сути НИР и ее ключевых результатов, отказавшись от формальных (подчас абстрактных) показателей, напрямую не определяющих конкретный научный результат;
• учитывать прозрачные и ясные результаты НИР для возможности реализации общественно-профессиональной экспертизы, а не затушевывать анализ слишком заформализованными и витиеватыми показателями, которые напрямую ученых не касаются (по-видимому, ни один нобелевский лауреат как сотрудник университета не прошел бы подобное анкетирование). Более того, наверное, в Саудовской Аравии или Катаре можно обеспечить фантастические удельные и интегральные финансовые показатели какой-либо структуры, но в реальности это не сделает их вузы передовыми исследовательскими университетами мира;
• более детально информировать о результатах НИР, чей уровень действительно соответствует тому, чтобы публиковаться в авторитетных научных изданиях и докладываться на общепризнанных отечественных и зарубежных профильных  конференциях. Однако оценку этих научных результатов, в том числе и с учетом рейтинга отмеченных журналов, должно осуществлять само научное сообщество, ее нельзя подменять формальным анализом со стороны какого-то ведомства/его сотрудников;
• информировать о научных коллективах, включая как опытных сотрудников, так и молодежь, а также о наличии соответствующей современной научной инфраструктуры вузов, в которых выполняется оцениваемая научным сообществом НИР;
• отдельно перечислить механизмы по привлечению молодежи в научно-исследовательский сектор вуза (интересная прорывная тема, опытный наставник, современные автоматизированные рабочие места, материальная поддержка, в том числе обеспечение социального пакета), которые используются при выполнении данной НИР;
• должна быть отражена кооперация с ведущими научными центрами страны и зарубежья по данному направлению НИР, а также механизмы привлечения бизнес-сообщества, прежде всего отечественного, в интересах которого проводится НИР.

В целом, считаю, что оценка эффективности и результативности научно-исследовательской работы вуза должна осуществляться в рамках формата, заданного постановлением Правительства РФ №218 от 9 апреля 2010 года о реализации комплексных проектов по созданию высокотехнологичного производства. В частности, в соответствии с этим документом первые три года даются вузу на проведение НИОКТР, и только последующие пять лет – на коммерциализацию этих разработок в кооперации вуза с успешной организацией-партнером реального сектора экономики. Причем перспективы последней должны оценивать не министерские работники, а само бизнес-сообщество, например, такая авторитетная организация, как Торгово-промышленная палата РФ.

– Есть ли интересные практики и подходы оценивания НИР (отечественных и зарубежных), опыт которых, на ваш взгляд, было бы целесообразно использовать при дальнейшем выстраивании общероссийской системы оценки эффективности вузовской науки?

– Да, существуют вполне приемлемые подходы. Один из них используется, например, при составлении ежегодного Национального рейтинга университетов России (проект, осуществляемый группой «Интерфакс» в партнерстве с радио «Эхо Москвы»). В данном случае анализ информации производится составителями (по крайней мере, в самом начале) в удаленном доступе через Интернет на основе соответствующих информационных ресурсов вуза. Особо ценен такой подход тем, что он не напрягает необходимостью заполненияразличных бумаг и отчетов непосредственных исполнителей НИР – ученых. Это, кстати, распространенный опыт США, когда ученых не обременяют различными бюрократическими процедурами и показателями, а если и делают это, то через соответствующие университетские службы и сервисы (например, статистику и т.д.), напрямую не связанные с учеными. У нас же, зачастую, все наоборот: вспомогательные и обеспечивающие службы, вместо того чтобы реализовать сервис для деятельности ученых, заставляют их работать на себя. Спрашивается, когда же ученому-преподавателю заниматься в своем вузе наукой? В США также принято, что уровень ученых и результаты их НИР оценивают все-таки сами ученые, а не администраторы и чиновники. А у нас это целая громоздкая индустрия на всех уровнях – от университета до министерства.

Кстати, насколько мне известно, с октября прошлого года действует федеральный закон³, запрещающий государственным органам запрашивать информацию непосредственно от организаций, если эта информация уже имеется в системе госорганов. При необходимости они должны сами друг с другом обмениваться такой информацией в рамках межведомственного взаимодействия, без привлечения непосредственного исполнителя. Вот пусть этим и занимаются (заодно станет понятно, какие из бюрократических структур, может быть, стране и вовсе не нужны). Более того, в духе недавнего указа Президента РФ по применению информационных технологийи развитию электронной демократии⁴ подобному межведомственному сотрудничеству отводится ключевая роль.

– На чрезмерную отчетность, надо сказать, сетуют многие и давно: и в беседах с нашей редакцией, и в выступлениях на различных официальных мероприятиях…

– С этой точки зрения ориентироваться нужно исключительно на опыт США, где ученые первичны, а все остальное вторично, а не наоборот. В частности, они отчитываются главным образом своими научными статьями, которые группируются механически вместе и составляют сам отчет без всякой дополнительной бумажной инфраструктуры (хочется сказать – «макулатуры»). Это потом уже какие-то независимые эксперты оценивают самостоятельно уровень этих статей без контакта с авторами (в том числе с учетом авторитетности журналов, где они опубликованы). Еще раз повторю, – если по этим критериям будет оцениваться эффективность вузовских нобелевских лауреатов, то сомневаюсь, что они достойно их пройдут в среднем по вузу.

Правда, и у нас в стране есть приемлемая практика таких отчетов: например, формат РФФИ, в котором отчетность фактически базируется на непосредственных результатах в основном из опубликованных статей, а также защищенных/представленных диссертаций (можно представлять и патенты для внедрения технологий).

– Возможно, решить проблему поможет гармонизация российской высшей школы с европейским образовательным пространством? Ведь это стратегическая цель Болонского процесса, которая, вероятно, подразумевает и гармонизацию различных стандартов в области организации университетской науки?

– В этом аспекте в Европе, напротив, очень забюрократизированная и неэффективная система организации науки. А мы в России, к сожалению, хотим перенимать этот их неудачный опыт, когда главное – процесс и (или) имитация процесса, а не сам результат.

Но продолжу далее. Эффективность и результативность научной деятельности неотделимы от механизмов выделения и текущего мониторинга средств (в том числе бюджетных) на ее поддержку, включая и механизм соответствующих конкурсных процедур.

Последний пункт хочется прокомментировать отдельно.

Здесь доходит до абсурда: в критериях мониторинга, характеризующего эффективность научной деятельности, звучит – явно или неявно – тема о наличии в вузе службы по реализации конкурсных процедур. Причем подразумевается, что чем эта служба больше, тем более достойно вуз отвечает современным требованиям. История вопроса такова. Раньше в большинстве вузов этой деятельностью занимался один человек среднего звена. Далее появились отделы, а потом отделы выросли до целых управлений – структур, которые стали чуть ли не самыми влиятельными в вузах, регулирующими даже управленческие решения ректоров. Хотя это вопрос для отдельной беседы (несчастный ФЗ-94 с его многочисленными коррекциями), но все же замена персонифицированной ответственности руководителя организации за закупаемое оборудование на коллективную безответственность конкурсной комиссии – контрпродуктивно. Электронные торги не снимают эту проблему, которая существует на всех уровнях государственных закупок.

– Любопытно. А какие еще подводные камни выявила практика оценивания вузовской науки?

– Возвращаясь к теме критериев, хочу сказать и о мониторинге отчетов, которые в конечном итоге влияют нарезультаты оценки эффективности НИР в вузе. Так, от проверяющих разного ранга высказывается, по мнению вузовских ученых, неоправданно много нареканий по несущественным формулировкам, с уличением ученых-исполнителей в отклонении от тематики проектов, а также по механизмам софинансирования результатов интеллектуальной деятельности.

На мой взгляд, совершенно нелепо требование жесткой привязки даты выполнения научного проекта с периодом софинансирования результатов этого проекта, в том числе и со стороны бизнес-сообщества. Но ведь такое софинансирование как раз должно быть по времени отдалено от периода выполнения самой НИР! Кстати, ведь и само государство признает разумность такого принципа, предусмотрев его в уже упомянутом известном постановлении Правительства РФ №218.

То же самое касается и опубликованных статей, монографий, защищенных диссертаций и прочего. Тут для каждой НИР также нужен трехлетний «отложенный» временной лаг. А возможно даже и пятилетний – тот период, на который еще совсем недавно вузы получали государственную аккредитацию (и показателям которой соответствует ряд критериев и показателей данного мониторинга).

Далее, считаю, что при проведении мониторинга деятельности учебного заведения нет необходимости требовать документы (например, устав, приказы о назначении ректора, проректоров и т.п.), которые уже имеются в реестре Минобрнауки РФ. Иначе доходят до нелепости ситуации, когда из-за несоответствия формальным требованиям, по несущественным техническим огрехам проекты/отчеты вуза отклоняются без рассмотрения по существу содержания. Более того, не поощряются проекты, выполняемые в кооперации с коллегами из других организаций. И уж совсем странно требовать какие-то особые условия упаковки и оформления представляемых документов.

Нет также открытости в дискуссии по приводимым замечаниям по существу содержания с правом ответа авторов проверяющим оппонентам, как это принято во всем мире. Вызов ученых на защиту проектов тоже вызывает вопрос, ведь все можно и нужно делать в удаленном доступе (экономя, кстати, государственные средства).

Если подвести некий итог в целом, считаю, необходимо прервать порочную схему, когда все в вузе – от аспирантов до проректоров и соответствующих служб – заняты оформлением избыточного количества дублирующих, а по сути, ненужных бумаг. Полагаю, в том числе и с этим отнимающим ресурсы и время возрастающим бумагооборотом можно связать недавние замечания Президента РФ на упомянутом выше заседании Совета по науке и образованию о снижении доли российских авторов в международных научных публикациях, о снижении числа ссылок на них в мире, несмотря на существенный рост бюджетных расходов на науку.

Позволю себе высказать еще одну «крамольную» мысль: порочна сама по себе система финансирования по грантам отдельных ученых. Она приемлема разве только для одиночек, работающих без необходимой инфраструктуры. Не так уж плоха была советская система (а по научным результатам, которые оценивались в мире, она была одной из лучших), когда финансировались институты как целые структурные «единицы», а не отдельные ученые. Да, директор какого-либо профильного института, действительно, имел возможность по своим субъективным предпочтениям распределять (по сотрудникам или научным группам) полученные бюджетные финансовые средства. Но, во-первых, все-таки он был профессионалом, а во-вторых, он лично как руководитель нес персональную ответственность за деятельность всего учреждения, отвечая за эффективность и результативность использования этих средств своей должностью. Посудите сами: разве Л.Д. Ландау и С.П. Капица (фундаментальная наука, соответственно, теоретическая и экспериментальная), С.П. Королев (уникальные конструк‑ торские космические разработки) не могли оптимально распределять полученные бюджетные средства?! Разве для их сотрудников требовалось запрашивать финансирование под «собственные»  проекты через голову своих руководителей, хотя последние часто действовали очень жестко и, по мнению сотрудников, не всегда справедливо и обоснованно?! Нет, из лоскутков не сошьешь приличного платья, не говоря уже о решении крупной научно-технической проблемы.

–Действительномысль «крамольная», но, надо признать, в ней есть логика.

–Тогда продолжу… Перечень этих проблем, кстати, формулирует государство, и, естественно, оно должно поручать их решение специально созданным профильным организациям, особенно в области национальной безопасности, без всяких фиктивных конкурсных процедур. Высокопоставленные чиновники, включая министров, за это отвечают головой. Так давайте вернем им право открыто, но самостоятельно (не боюсь этого слова – волюнтаристски, которое в английской интерпретации – forcibly and/or voluntarily – звучит вполне приемлемо) распределять финансовые средства во благо решения действительно значимых государственных задач. Кстати, с точки зрения контроля над эффективностью их использования здесь все прозрачно, понятно и персонально ответственно в рамках реализации жесткой вертикали управления. В связи с этим уместно процитировать слова главы российского правительства Д.А. Медведева, сказанные им на международном форуме инновационного развития  «Открытые инновации»  31 октября: «Государство должно создать не только условия <...>, но в ряде случаев государство может и напрямую поучаствовать в каких-то программах, я не вижу в этом ничего зазорного».

Опять могу сослаться на американский опыт, когда президент Кеннеди, поняв, что США отстают от СССР в космосе, поставил глобальную задачу – быть первыми на Луне. Под эту задачу нашлось дело и средним школам, и ученым, и инженерам, и физикам, и медикам, и психологам… При этом он прямо ссылался на опыт СССР, и никто не скрывал данный факт. Если бы каждая из этих групп, а тем более отдельные ученые, представляли собственный проект решения сегментов этой проблемы, то американцы никогда бы не были первыми на Луне.

Об этом стоит задуматься тем, кто в современной России берет на себя ответственность за оценку результативности и эффективности НИР, а по сути – самих организаций, где эти НИР выполняются.

– Завершая нашу беседу об эффективности системы оценки научно-исследовательской работы вузов, на что бы вы еще раз обратили особое внимание тех, кто принимает управленческие решения по выбору критериев и методик оценивания?

– Итак, подведу итог своих спекуляций (в английской транскрипции speculation – что весьма достойно). На мой взгляд, кардинальным и в то же время эффективным решением проблемы оценки эффективности научной деятельности вуза явилось бы следующее: достаточно, чтобы каждый ученый представил в качестве отчета репринты/препринты своих статей/работ (с соответствующими соавторами) – больше никаких дополнительных бумаг! А вуз все это технически скомпоновал бы в виде единого пакета и отослал проверяющим инстанциям. Это единственный материал, который вышестоящие контролирующие госорганы не имеют в текущем режиме от вуза. Все остальное у них, включая даже финансовые отчетности вуза перед фискальными органами, есть. И с многократным дублированием, особенно хочется подчеркнуть – по финансовым показателям.

1. См.: http://www.fgosvpo.ru/index.php?menu_id=21&menu_type=4&parent=0&id=174
2. «Удельный вес высококвалифицированных научных кадров, которым присвоена ученая степень в течение трех лет после окончания обучения в аспирантуре (докторантуре)».
3. Федеральный закон от 27.07.2010 г. № 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг».
4. Указ Президента РФ №918 от 30 июня 2012г. «Об Управлении Президента Российской Федерации по применению информационных технологий и развитию электронной демократии».